Джордж Бейкер - Август. Первый император Рима

На следующий день крепость сдалась. Защитники стали проходить перед трибуналом, где сидел Октавиан. Ничто лучше не могло бы проиллюстрировать истинные чувства армии относительно гражданской войны, как сцена, немедленно за этим последовавшая. Войска Цезаря почти сразу же нарушили ряды и стали брататься с войсками Антония. Хотя совсем недавно они насмерть сражались с теми же людьми, но, как только те сдались, они потребовали, чтобы с теми поступили по всем правилам честной войны. Октавиан понял настроения людей, был благожелателен, если не восторжен. Он отказался делить ветеранов Антония и другие войска. Все вместе были отпущены без всякого наказания. Затем вызвали Луция Антония и других офицеров высшего ранга. Луция усадили рядом с Октавианом и оставили личную охрану. Другие высшие чины вставали рядом с такими же чинами бывших противников, которые за них ходатайствовали. Прощение получили все жители Перузии, кроме консула и магистратов, которые (по причинам нам неизвестным) были взяты под стражу, а позже казнены; четыре или пять человек, которых Октавиан считал опасными подстрекателями, также были казнены; на этом наказание закончилось. Октавиан разрешил разграбить Перузию в качестве военной добычи своего войска, однако некоторые горожане (которые, возможно, по каким-то причинам были не в своем уме) подожгли свои дома; огонь распространился дальше, и вся Перузия погибла в огне.

Это был конец старой Перузии, и это был конец, по всем предположениям, гражданской войны в Италии. Азиний Поллион и Вентидий отошли со своими армиями на побережье Адриатики. Началось бегство противников в лагеря оппозиции: среди них был и Тиберий Клавдий Нерон, его жена Ливия и их двухлетний сын Тиберий, будущий император. Фульвия с детьми нашла приют в Путеолах, откуда она отправилась в Брундизии, а оттуда в Афины.

Азиний Поллион имел под своим началом тринадцать легионов и еще дополнительный отряд конницы; Кален в Цизальпийской Галлии имел одиннадцать легионов. Понятно, что сторонники Антония не страдали от малочисленности войска, им недоставало командующего. Ожидали приезда Марка Антония, и в предвкушении этого события Азиний и Вентидий сделали приготовления в Брундизий и выставили дополнительные посты. Тот, однако, все не ехал, и это промедление стоило ему многого: Кален умер, и Октавиан приобрел не только его одиннадцать легионов, но еще Испанию и Галлию. Когда же наконец Антоний отплыл из Александрии, ситуация в Италии изменилась. Слава, которую он завоевал при Филиппах, вновь померкла, а Октавиан терпением и умением все больше и больше войска прибирал к своим рукам. Октавиана начинали воспринимать как главнокомандующего, и, что еще важнее, заслуженно.

Марк Антоний и его офицеры совершили одну и ту же ошибку. Они не придавали никакого значения окружению Октавиана. Меряя по себе, по собственному характеру и поведению — он думает, а другие выполняют его приказания, — Антоний и представить не мог, а тем более это не приходило в голову его окружению, что человек может обладать даром притягивать к себе думающих людей, которые действуют сообща и в согласии, — Октавиан был именно таким человеком. Когда он постепенно стал возникать из дымки истории после сражения при Филиппах, мы можем быть уверены, что он собирал вокруг себя свою группу единомышленников. Первые шаги он предпринял в тени таких фигур, как Авл Гирций, Вибий Панса и Корнелий Бальб; теперь мы впервые услышали о Марке Випсании Агриппе и знаменитом Меценате, чье имя, так же так и Лукулла, вошло в поговорку. Антоний жестоко ошибался, полагая, что Октавиан одинок. Это было не так. Мальчик Октавиан не продержался бы и недели. Октавиан, собравший вокруг себя друзей Цезаря, был непобедим и вечен.

Как мы уже видели, Марк Антоний отплыл из Александрии весной 40 г. до н. э. Пока его корабль рассекает волны у берегов Тира, давайте посмотрим на ситуацию, которая предстала перед ним.

Хотя он получал послания и депутацию ветеранов, которая проинформировала его о разногласиях в Италии, до этого времени он вообще ничего не слышал о событиях, закончившихся взятием Перузии. Основная причина, по которой Клеопатра побуждала его уехать, ничего общего не имела с событиями в Италии, но касалась положения в азиатских провинциях, которые кричали о необходимости действовать. Еще со времен поражения Красса при Каррах парфяне чувствовали себя хозяевами на границе Месопотамии. Разумеется, легче было разбить римскую армию в пустыне, чем занимать римскую провинцию, и парфяне считали слишком длительным делом покорение провинций Армении, Сирии и Малой Азии. Еще оставалось время для вмешательства римских войск. Задача Марка Антония, когда он отплыл из Александрии, была той же, что стояла перед Суллой сорок три года назад, — выбить восточного врага с греческих земель, восстановить греческую культуру и греческое превосходство под римским управлением, чтобы они не испытывали страха перед врагом. У Антония не было причин считать эту задачу особенно трудной. Парфяне были не опаснее Митридата, во всяком случае, так казалось наблюдателям из Рима. У Антония задача была даже более легкая. А когда он с этим покончит и добьется ожидаемого успеха, Антоний, как и Сулла, на которого он походил во многих отношениях, обратится на запад, который легко ему покорится и где он будет по возвращении истинным хозяином.

Однако в Тире он выслушал полное донесение о том, что против парфян ему потребуется вся его военная мощь. После сражения при Филиппах перебежчик Лабиен, сын своего знаменитого отца, перешел на службу к парфянскому царю и теперь с парфянской армией совершал набеги на римские провинции от Евфрата до Лидии и Ионии. Если Антоний намеревался собрать в Азии свои силы, с помощью которых он восстановит превосходство в Италии, ему следовало поторопиться, или парфяне прикарманят золотые яйца и самого азиатского гуся, эти яйца несущего. Как только возникла проблема, Антоний стал действовать быстро и решительно. Он отплыл с флотом из Тира, задержался на Родосе и прибыл к побережью Эгейского моря, где хотел оставить свой пост. Здесь, однако, он узнал новость, которая поколебала его планы и в корне изменила ситуацию, — сообщение о гражданской войне в Италии и взятии Перузии. Сообщение привело его в бешенство, но он не был бы Антонием, если бы не возмутился при известии о глупости, безрассудстве и неблаговидных делах его представителей в Италии. Разве кто-нибудь мог предположить, что дела пойдут таким образом, находись он в Италии? Даже Октавиан принес ему больше пользы. Антоний бранил Луция за глупость, проклинал Фульвию, а больше всех — Мания. Фульвия прибыла в Афины. Пересекши Эгейское море, Антоний встретил ее там.