Константин Гордиенко - Чужую ниву жала (Буймир - 1)

Только Павло о жилье своем совсем не заботится - видно, не думает вековать на селе. Он давно присматривается к паровику, молотилке Нарожный приохотил. А теперь помышляет, как вырваться в город, на завод, к дружному рабочему кругу. Да беда, рабочие сами слоняются без дела.

Мамай, рассчитывая вернуться до рассвета, свалил огромный дуб, но застрял в болоте, колеса завязли по ступицу, никак не вытащить. Он стал упрашивать людей, чтобы помогли. Но люди понукали своих коней и проезжали мимо, не распрягая, - много ли он сам помогал другим?

Грицко Хрин подал совет:

- Подними жердью один конец, чтобы был перевес...

И поехал не оглядываясь.

Шум, гам катились по долине, покуда плелся обоз. Люди хоть и устали, но были довольны, разговорчивы, бодро покрикивали на лошадей. Счастливыми глазами встречали рассвет. Навстречу непрестанно шли люди с топорами в лес, где стоял табор и с хрустом падали деревья. Всю долину заполнил шум падала извечная покорность перед панской властью и силой.

Солнце согревало землю, разгоняло туман над Пслом. Ухнула выпь, река понесла влажный звук по долине. Прокричал коростель, крякнула утка, луга оживали, просыпались. Взлетела цапля, упал в траву ястреб, синенький рыболов ворожил над водой... По тучным берегам цвели, красовались луга. Трава выросла буйной, по брюхо скоту. Скотина словно плывет, дрожит от жадности, хватает сочную траву, никак не оторвется... Стадо все прибывает, его гонят со взгорья, и оно с ревом бежит, почуяв сытный корм...

По селу разнесся клич: не признает пан постановления схода - выгоняй скотину на выпас! Целую ночь рубили лес - сошло счастливо, теперь выгнали скотину, чтобы за весь свой век отпаслась, отъелась - бока провалились, исхудала, вымя сморщилось, как кошель. Если не подкормить, пропадет совсем. Одни ведь кости - какие тут корма?

С дубинами, палками в руках люди выгнали скотину на панские луга, стали в ряд, оперлись подбородками на палки и смотрели, как жадно рвет скотина траву. У людей выступали на глазах слезы - скотина измучена голодом, люди болеют душой.

Захар как будто тоже смотрит на свою захудалую коровенку, присматривается, как она хватает клевер, люцерну, метелку. Однако думает о другом. Удивительно меняется этот свет - вчера еще гнули спины перед паном, покорялись ему, а сегодня взялись за вилы...

Сошлись Чумак, Грицко, Охрим и еще немало народу, бросали хмурые взгляды на панские владения, произносили гневные слова.

Дети, как ни были малы, все же поняли, что повеяли новые ветры давай в густой траве кататься, бороться! Воля!

Осмелели села, пошли на решительные действия против пана. Не хочет пан выполнить людскую волю - выгоняй скотину на выпас! Захватил луга, сельские угодья, не хочешь добром уступить - возьмем силой! Запахал дороги, по которым ездили наши деды и отцы... Штрафами, отработками обездолил село. Довольно! Довольно работать за бесценок на толстого пана! Чтобы прокормить день скотину, два дня работай за пуд половы! Харитоненко наживался на недородах. Не той дорогой поедешь - рубил колеса. Или отрабатывай, или штраф. Дорога узкая, запаханная, пан отхватил вдоль дороги немало поля. Пока сельское стадо дойдет до дому, экономия нахватает немало штрафов.

Грицко Хрин с сожалением смотрел на буйно поросшее пастбище. Если бы он знал, разве продал бы коровенку? Не с чем было перезимовать. Теперь пасет коня.

Мамаев батрак Тимофей Заброда пригнал на панские луга целое стадо. Пусть выгуливается, пасется сытая скотина, хоть у Мамая стоят скирды прошлогоднего сена - мало ли он прихватил у людей сенокосов за займы да одолжения? Мало ли с Калиткой нажился продажей на японскую войну?

Мороз - староста, самому ему неудобно выгонять свою скотину, поэтому пасут дочь и сын. Отец ничего не знает не ведает... А уж что пережил Калитка, что он перетерпел - сказать трудно. Единственный раз, может быть, в жизни человек не получил выгоды от своего высокого поста. Все пируют на панском добре, Калитка и сам бы не прочь порезать земли Харитоненки, если бы только не был он старшиной. Власть! Земскому, исправнику, закону, приставу покоряйся, угождай. Подчиненный! Как хотелось человеку выслужиться! Не будь он угоден земскому, разве заслужил бы царский кафтан? На весь уезд слава и уважение. Хоть, правду говоря, кафтан уже начинает линять... Сын с дочкой собрались было выгнать скотину на панскую землю, но Калитка запретил, с тяжелым сердцем, конечно, - подождем, посмотрим, послушаем. Все сельское стадо пасется на лугах. Не миновать беды. Старшина от этого не в убытке, жалко ему, что ли, панское добро? Мало ли общество отработало пану, мало даровой силы пропало за экономией? Разве не поэтому и Калитка отмечен экономом и назначен земским? Не потому ли и общество косо смотрит на старшину?

Лихая година! Как тут примиришь выгоды экономии и общества? Калитка собирался в присутствие. Одолевал страх - скоро земский прибудет. Старшина бегал по селу и горячился: беда панским землям! Хоть бей в набат. Самовольно загнали скотину на панское пастбище, причинили убытки. Затеяли расправу над паном. А на что закон? Калитка надежный защитник порядка. Он посоветовался с урядником Чубом, разослал посланцев к земскому, эконому. Никто не скажет, что они бездействовали. Отговаривали общество, да разве послушают?

Скликали старост, сотских, десятников. Никто не идет, все десятники на лугах. Что сделаешь против мира? Даже десятники перестали подчиняться старшине. У земского, у эконома тоже немало хлопот - не одно село бунтует.

Золотистый, горячий день, звонкий день! Пышная растительность веселит глаз, луга пестрят платочками, женщины несут домой траву, жнут серпами, набивают мешки, накладывают в рядна. Не один оберемок принесли Татьяна с Маланкой, Чумакова Лукия с Ориной, Одарка, Марийка - все запасали корм скотине. Столько ли должен пан людям за даровые отработки?

Луга цветут, солнце припекает, ветерок ласково освежает, пахнут травы, и девушки посмеиваются над панским правом да жнут траву - исчез извечный страх. А давно ли лесники сдирали с женщин юбки за вязанку хвороста, за горсть диких груш? Все равно сгнили бы, осыпались... За горсть лесных ягод объездчики загоняли в терновник, в болота, травили собаками. А теперь паны попрятались, как зайцы, боятся за свою шкуру. Расплатятся ли они когда-нибудь перед селом? И позор, который узнала Орина за то, что нарушила старое право, бросила мужа, против всего мира пошла, теперь забывался, не так все это допекало, сердило людей. Привыкли, что ли? И Орина уже руководит полольщицами. Теперь не так-то легко конторе штрафовать или рассчитать кого-нибудь, прикарманивать часть заработка. Конец издевательству надсмотрщиков над девушками. Нередко и матери, пожилые женщины, которые сами знавали горе, обращались к Орине за советом. А богатенькие хозяйки, конечно, по-прежнему злословили по уголкам, хулили и осуждали молодую женщину, но открыто не отваживались, потому что полсела станет на ее защиту - не знают они разве, что было на сходе?