Соломон Шварц - Антисемитизм в Советском Союзе (1918–1952)

За последнее время гитлеровские оккупанты еще более усилили на всем протяжении захваченной советской территории кровавый режим массовых убийств, карательных экспедиций, сожжения деревень, угона сотен тысяч мирных жителей в рабство в Германию… Имеются сведения [!], что в этой обстановке бешеного разгула террора гитлеровцы проводят и [!] в отношении советских граждан еврейской национальности свой план поголовного истребления. Так усиление террора против украинского населения летом и осенью текущего года ознаменовалось рядом кровавых антиеврейских погромов в ряде населенных пунктов Украинской ССР».

За этим следовал ряд сообщений о еврейских погромах. Взятые изолированно — так они были переданы в телеграмме ЕТА из Москвы от 22-го декабря 1942 года 194 — сообщения эти действительно производят впечатление, будто советское правительство энергично разоблачает гитлеровскую политику истребления евреев. Но полный текст декларации этого впечатления не подтверждает и, напротив, свидетельствует об отсутствии у советского правительства решимости на открытую и последовательную борьбу с гитлеровским антисемитизмом.

Но декларация 19-го декабря 1942 года была лишь эпизодом, вызванным, как мы видели, желанием руководителей советской политики изменить — т. е. ослабить — в Советском Союзе впечатление от союзнической декларации 17-го декабря. Что, вырабатывая свою декларацию, советское правительство отнюдь не имело ввиду усилить борьбу с антисемитизмом и что опубликование декларации диктовалось для советского правительства специальными временными соображениями, — ясно и из того, что в советской печати декларация эта не нашла никакого отклика, что в Советском Союзе она была вскоре забыта и что она не была даже включена в цитировавшийся выше сборник «Советских Военных Документов».

В период, непосредственно следовавший за опубликованием этой декларации, советские власти не только не усилили, но, напротив, — если это только было возможно, — даже ослабили свою борьбу с гитлеровским антисемитизмом. Чрезвычайно показательна в этом отношении серия официальных сообщений о гитлеровских зверствах в разных городах и областях Советского Союза. Сообщения эти — за двумя исключениями очень обширные, со множеством конкретных данных — печатались время от времени в больших советских газетах, начиная с апреля 1943 года по май 1945 года. Публиковались они от имени образованной в ноябре 1942 года специальной Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию гитлеровских злодеяний 195. За весь период Чрезвычайная Государственная Комиссия опубликовала 17 такого рода сообщений. 196

Чтобы более отчетливо представить себе развитие в этом вопросе советской политики полезно вкратце проанализировать эти сообщения Чрезвычайной Государственной Комиссии, сгруппировав их по годам. За 1943 г. было опубликовано семь такого рода сообщений, но из них в шести о евреях просто не было упомянуто ни одним словом. Единственное исключение составляло сообщение о Ставропольском крае. Но это как раз такое исключение, которое, по латинской поговорке, подтверждает правило.

В Ставропольском крае в работах Комиссии принимал участие широко известный писатель, член Академии Наук, член Верховного Совета СССР, Алексей Н. Толстой. Он лично руководил раскопками рва близ станции Минеральные Воды, в который были свалены трупы более шести тысяч евреев, в том числе большого числа профессоров, ученых, врачей и других представителей интеллигенции из Ленинграда, эвакуированных в начале войны на Северный Кавказ вместе с учреждениями, в которых они работали. То, что Толстой здесь увидел, произвело на него потрясающее впечатление, и он написал об этом статью «Кровавый дурман», появившуюся в «Правде» 197одновременно с опубликованием сообщения Чрезвычайной Государственной Комиссии. Несомненно, личному влиянию Толстого следует приписать и включение в сообщение Комиссии подробного рассказа об истреблении евреев в Ставропольском крае. Но, как видно из дальнейшего, это исключение вызвало неудовольствие на верхах советского государства.

В декабре 1943 года в Харькове разбирался судебный процесс участников гитлеровских зверств в Харькове и Харьковской области. Обвинительный акт по этому делу и подробные — частью почти стенографические — отчеты о судебных заседаниях день за днем печатались в «Правде» 198. Но в этих отчетах не встретить даже и слова «еврей». Вот, например, как в приговоре суда рассказывается об истреблении харьковских евреев:

«В ноябре 1941 года в городе Харькове, по распоряжению Гестапо, из городских квартир было переселено в бараки, расположенные на территории Харьковского тракторного завода, около 20 000 мирного советского населения. Впоследствии группами по 200–300 человек они направлялись в близлежащую балку и там расстреливались». 199

Толстой присутствовал на процессе, почти ежедневно писал о нем в «Правде», но в этих его статьях о евреях тоже не упоминалось, вернее, ему не позволили упомянуть о них ни одним словом. И когда после процесса взволнованный Толстой написал статью «Возмездия!», по своему характеру (и по своим размерам) явно предназначавшуюся для газеты, но остро ставившую и вопрос об истреблении евреев, ему пришлось искать для нее убежища — на страницах журнала Академии Наук 200.

Эта политика продолжалась почти без колебаний до конца 1944 года. Среди опубликованных в этот период сообщений были сообщения из таких бывших крупных еврейских центров, как Киев и Одесса, но даже и в этих — очень подробных — сообщениях не было ни слова о евреях. В первой половине 1944 года только в сообщении о Ровно и Ровенской области — тоже область в прошлом с очень значительным еврейским населением — можно отметить незначительное нарушение этого заговора молчания: здесь цитировалось показание одного из свидетелей, который «не раз видел, как гитлеровцы уничтожали советских граждан — украинцев, русских, поляков, евреев». В том же духе были выдержаны и ставшие в это время популярными обращения трудящихся той или иной области к Сталину, в которых подробно перечислялось всё, что население области перенесло от оккупантов. И тут, в обращениях из областей с таким значительным (до войны) еврейским населением, как Житомирская 201, Витебская 202. Винницкая 203, ни слова о евреях.

Эта практика была нарушена обращением в начале августа минчан к Сталину 204. Обращение это впервые в такого рода документе прямо говорило о массовом истреблении евреев:

«В Минске убито, сожжено и повешено гитлеровскими палачами свыше 150 тысяч мирного населения. Минск с трех сторон окружен кладбищем истерзанных, замученных немецкими извергами жертв. Поголовному истреблению подверглось еврейское население. Немецко-фашистские захватчики согнали 50 тысяч человек из Минска и районов в так называемое гетто. Кроме того, в Минское гетто было привезено более 40 тысяч еврейского населения из Гамбурга, Варшавы и Лодзи. Всё население в гетто было зверски замучено немецкими палачами [т. е. число мучеников гетто достигало 90 тысяч, т. е. трех пятых всех убитых в Минске; а сколько еще евреев погибло, не пройдя через гетто?]. Невыразимым мукам и страданиям были подвергнуты представители науки и культуры. После долгих издевательств немецкие изверги зверски убили выдающегося врача профессора Ситтермана, одного из лучших хирургов — профессора Хургина, крупнейшего специалиста по глазным болезням — профессора Дворжица, гинеколога профессора Клумова, популярного врача в городе по детским болезням Гуревича и многих других».