Юрий Фельштинский - Крушение мировой революции. Брестский мир

Однако в игре стран Четверного союза неожиданно появилась крупная козырная карта: выдвинув лозунг самоопределения народов, большевики создали препятствие, о которое споткнулась столь блистательно начатая брестская политика. Этим камнем преткновения стала независимая Украина, «единственное спасение», как назвал ее Чернин.

Немцы не сразу оценили те громадные преимущества, которые дала им самостоятельная украинская делегация. Первые германские дипломатические сообщения об украинцах в Бресте были сдержаны. МИД предостерегал германскую делегацию от «кокетничания» с украинцами, так как это могло негативно сказаться на германской политике в отношении Польши, где антиукраинские настроения были достаточно сильны и где Германия должна была исходить прежде всего из интересов своего союзника, Австро-Венгрии. Гофман считал, что «выяснение отношений с украинцами является внутренним делом русских» [78]. «Что касается роли украинцев в мирных переговорах, -сообщалось в телеграмме от 8 (21) декабря, — то, если это не вызовет раздражения у русских, с нашей стороны не будет возражений против того, чтобы рассматривать их как представителей равной русским самостоятельной власти». Когда же «украинцы нашли общий язык с Калединым и другими противниками большевиков», германские дипломаты с тревогой указали им, что «из-за этого в опасность попадают не только теперешние переговоры и заключение мира, но и дело будущей реализации украинской самостоятельности», поскольку сомнительно, что кто-либо кроме большевиков «признает самостоятельность Украины» (сами немцы готовы были пойти на это лишь с согласия советского правительства) [79].

Изменение германской позиции было вызвано прежде всего угрозой Чернина подписать с Россией сепаратный мир без Германии. Для немцев такое заявление было неприятной неожиданностью. «Австрийский сепаратный мир был бы, по-моему, началом конца для нас, — писал Кюльман. — Надежда победить оставленную в изоляции Германию побудит Антанту драться до последней капли крови» [80]. Военные придерживались иного мнения: с военной точки зрения, комментировал Людендорф сообщение о намерениях Чернина, такой сепаратный мир не имел бы для Германии никакого значения. Но поскольку Австро-Венгрия исходила теперь из собственных, а не союзнических интересов, Германия снимала с себя обязанность исходить из интересов Австро-Венгрии. Людендорф поэтому предложил начать сепаратные переговоры с Украиной, чтобы «в скором времени заключить с нею мир», даже если за-этот мир, в ущерб интересам Австро-Венгрии и Польши, Украине придется передать ряд территорий, в том числе Холмскую область (Польши) и Восточную Галицию (Австро-Венгрии).

Ознакомившись с предложением Людендорфа, германское правительство пришло к выводу, что для Германии «более важным с точки зрения военных интересов является скорейшее заключение договора с Украиной, а не удовлетворение австро-польских желаний», поскольку «вопрос о Восточной Галиции касается только Австрии и Украины» и в нем немцам «не надо поддерживать ни одну из партий» [81]. 1 января по н. ст. Людендорф телеграфировал Гофману в Брест исходные условия для переговоров с украинцами: независимость Румынии; согласие «идти навстречу желаниям украинцев, если они касаются Австро-Венгрии и Польши»; согласие украинцев признать действующее уже соглашение о перемирии с Россией и присоединение к этому соглашению. В заключение Людендорф рекомендовал Гофману «провести предварительные обсуждения с украинской делегацией и идти ей навстречу по любому поводу» [82].

Идею сепаратных переговоров с украинцами энергично поддержал германский император [83], и хотя 3 января по н. ст. выяснилось, что прибывшая в Брест украинская делегация [84]не имеет полномочий на подписание соглашений, на следующий день неофициальные переговоры начались [85]. Украинская делегация указала, что относится безразлично к месту ведения переговоров; что уполномочена вести сепаратные переговоры от имени независимой Украинской республики; претендует на северную часть Бессарабии и южную половину Холмской губернии; не настаивает на открытости переговоров и принимает принцип обоюдного невмешательства во внутренние дела [86]. «Украинцы сильно отличаются от русских делегатов, — записал Чернин в дневнике. — Они гораздо меньше революционны, обнаруживают гораздо больше интереса к собственной стране и меньше интереса к социализму. Они, собственно, не заботятся о России, а исключительно об Украине». [87]

Перед украинской делегацией стояли конкретные задачи. Она хотела использовать признание самостоятельности Украины немцами и австрийцами, заручиться согласием советской делегации на участие украинцев в переговорах как представителей независимого государства и после этого начать предъявлять к обеим сторонам территориальные претензии. Германии же и Австро-Венгрии важно было «вбить клин» между украинской и советской делегациями и, используя противоречия двух сторон, подписать сепаратный мир хотя бы с одной Украиной. 6 января по н. ст. на формальном заседании представителей Украины и Четверного союза украинцы объявили о провозглашении Радой независимости Украины [88]и о том, что Украина не признает над собою власти СНК. Вместе с тем украинская делегация указала, что Украина признает лишь такой мир, под которым будет стоять подпись ее полномочных представителей (а не членов советского правительства), причем готова подписать с Четверным союзом сепаратный мир даже в том случае, если от подписания мира откажется Россия.

9 января по н. ст. состоялось первое после перерыва пленарное заседание. Констатировав, что установленный десятидневный срок для присоединения держав Антанты к мирным переговорам давно прошел, Кюльман предложил советской делегации подписать сепаратный мир [89], а Чернин, от имени Четверного союза, согласился, в принципе, с тем, чтобы акт подписания договора проходил не в Брест-Литовске, а в каком-то другом месте, определенном позже. На пленарном заседании 10 января по н. ст. Германия и Австро-Венгрия признали самостоятельность прибывшей в Брест украинской делегации и поставили в повестку дня заседаний делегаций вопрос о независимости Украины. Троцкий, в этом вопросе согласился с немцами и австрийцами, указав, что «при полном соблюдении принципиального признания права каждой нации на самоопределение, вплоть до полного отделения», советская делегация «не видит никаких препятствий для участия украинской делегации в мирных переговорах» и признает представительство украинцев [90].

Считается, что Троцкий допустил ошибку, так как это признание автоматически поставило вне закона прибывшую в Брест-Литовск делегацию украинских большевиков [91]. Однако не следует думать, что решение Троцкого было скоропалительным. Когда 8 и 9 (21 и 22 декабря) оставшаяся в Бресте советская делегация донесла в НКИД об ожидаемом прибытии в Брест делегации Украинской рады, Троцкий понадеялся избежать создания отдельной украинской делегации, понимая, что тогда страны Четверного союза смогут играть на советско-украинских противоречиях и в случае несговорчивости большевиков заключат сепаратный мир с независимой Украиной. Советской делегации предписалось «столковаться» с представителями Украины «об их вхождении в общую делегацию» России [92].