Юрий Фельштинский - Крушение мировой революции. Брестский мир

Но у Украины были прямо противоположные цели. Заручившись признанием Германии и Австро-Венгрии, украинская делегация начала торговаться с советской на совещании, продолжавшемся весь день 26 декабря (8 января) [93]. (Из-за этого была даже отложена вторая встреча украинцев с делегациями Германии и Австро-Венгрии.) Не ясно, о чем именно стороны договорились, но 28 декабря (10 января) Троцкий от имени советской делегации выступил с заявлением, которое нельзя было трактовать иначе, как признание независимой Украины во главе с правительством Рады.

На утреннем заседании 12 января по н. ст. советская сторона и страны Четверного союза еще раз, теперь уже официально, подтвердили признание полномочий украинской делегации вести переговоры и заключать соглашения [94]. В тот же день ЦИК Советов Украины, спешно образованный большевиками Украины в Харькове, послал председателя ЦИКа Е. Г. Медведева, народного секретаря по военным делам В. М. Шахрая и народного секретаря по просвещению В. П. Затонского на конференцию в Брест как полномочную делегацию Украины [95]. Но они прибыли туда слишком поздно, и когда попытались было получить право голоса на переговорах, Кюльман поймал Троцкого на слове и резонно заметил, что тот не указывал ранее на наличие еще одной делегации, претендующей на роль представителей украинского народа [96].

Троцкому пришлось уступить, причем не только в украинском вопросе. Он подтвердил согласие советской стороны оставаться в Брест-Литовске и не требовать перенесения переговоров в Стокгольм, чего так боялись Германия и Австро-Венгрия; соглашался на образование комиссии для рассмотрения территориальных и политических вопросов, т. е. на обсуждение аннексий под прикрытием самоопределения народов; признал право на самоопределение Финляндии, Армении, Украины, Польши и прибалтийских провинций; обязался как можно скорее вывести русские войска из Персии [97]. Однако все это были лишь словесные уступки: Троцкий демонстративно подчинялся диктату. После пятичасовых переговоров 11 января по н. ст. Кюльман пришел к выводу, что Троцкий не хочет заключать мира, а «стремится вынести из дискуссий материал для агитации», чтобы «прервать переговоры и обеспечить себе эффектный отход». [98]

Взгляды Троцкого не были для Кюльмана тайной. «Ему и его друзьям, — писал Кюльман, — самой важной целью кажется мировая революция, по сравнению с которой интересы России вторичны. Он усердно читает и штудирует германские социал-демократические газеты» и надеется, что германские «социал-демократия и массы совместно выступят против войны», если она будет вестись из-за территорий. Через четыре дня после того, как на заседании комиссии по урегулированию территориальных и политических вопросов 12 января по н. ст. Троцкий, а затем Каменев фактически отказались признать право отделившихся от бывшей Российской империи территорий провозгласить свою независимость, вновь стали настаивать на выводе германских войск из оккупированных районов и отказались признать за немцами право требовать невмешательства советского правительства во внутренние дела Германии, Кюльман телеграфировал канцлеру Гертлингу личное письмо [99], в котором указал, что не верит более в «желание Троцкого вообще прийти к приемлемому миру». Необходимо признать, — продолжал Кюльман, — что положение Германии «из-за этого становится все менее благоприятным, так как со стороны военных категорически отрицается принятие на себя обязательств по выводу войск даже после заключения всеобщего мира. Это конечно же дает в руки Троцкому весьма сильное оружие» [100].

В целом немцы считали, что «для подверженных сильному влиянию Радека большевиков пропаганда революции стоит выше даже по сравнению с интересами господства своей собственной партии» и они «больше хотят желательного для революционной пропаганды разрыва переговоров, чем мира». На переговорах они «в меньшей степени представляют Россию, а в большей — революцию», «охотно идут на затягивание переговоров для того, чтобы иметь возможность пропагандировать по всему миру свои идеи и методы», причем все это «попадает на плодородную почву». [101]В ожидании срыва переговоров Кюльман был теперь больше всего обеспокоен тем, как создать впечатление, что переговоры были разорваны не из-за германских территориальных претензий, в частности, не из-за отказа немцев очистить от оккупационных войск территории, отделившиеся от России. Без больших надежд он собирался обсуждать этот вопрос с Гофманом, который в тот момент как раз готовил советской делегации ультиматум о немедленном подписании аннексионистского мира на германских условиях. Этот ультиматум немцы планировали вручить Троцкому как только будет подписано сепаратное соглашение с Украиной, а до тех пор хотели «отказаться отлюбого более жесткого тона в разговоре с большевиками».

В возможный сепаратный мир с украинской Радой сам Кюльман не верил. «Как с украинцами, так и с большевиками неприменимы методы переговоров, пригодные для обычных политических противников», — записал он. Со стороны украинцев, по его мнению, «желание прийти к соглашению выражено намного сильнее». Украинцы «хитры и коварны», но «совершенно необузданны в своих требованиях», что «практически исключает шансы на мир», причем «главным препятствием здесь является почти неприкрытое желание того, чтобы населенная украинцами Восточная Галиция была в какой-нибудь форме отделена от Австро-Венгрии и присоединена к Украине», а это, «конечно же неприемлемо для Австро-Венгрии», которая рассматривала вопрос о «самоопределении восточно-галицийских братьев как вмешательство во внутренние дела монархии»

Представители Украины умело использовали, с одной стороны, противоречия между советской и германо-австрийской делегациями, а с другой продовольственные затруднения в Германии и Австро-Венгрии. Именно в эти дни был создан миф об украинском хлебе, который, дескать, мог спасти Германию и Австро-Венгрию от наступающего голода и привести к победе в мировой войне. За это украинская делегация, опираясь на лозунг самоопределения народов, так опрометчиво поддержанный Германией, Австро-Венгрией и советским правительством как средство для расчленения Российской империи, сначала потребовала передачи ей Восточной Галиции (о чем Австро-Венгрия даже говорить отказалась), а затем — выделения Восточной Галиции в автономную область.

Но поскольку именно Австро-Венгрии мир важно было подписать как можно скорее, Чернин пошел на уступки украинцам. «Украинцы больше не ведут переговоров, они диктуют свои требования», — записал Чернин в дневнике и, видимо, не преувеличил. Украинская делегация была осведомлена о начале беспорядков в Австро-Венгрии и «как по барометру» устанавливала по демонстрациям в Вене степень недоедания в Австрии. Было ясно, что австрийцы должны заключить мир, чтобы получить хлеб, запасы которого в Австрии почти иссякли. Сам Чернин считал, что без заграничных поставок хлеба «через несколько недель» в стране «начнется массовое вымирание». Решено было вести с украинцами переговоры «на началах разделения Галиции на Западную и Восточную, согласно требованиям украинцев».