Юрий Шевцов - Новая идеология: голодомор

Простая производственная кооперация давала надежду на то, что будет устранено множество факторов, сдерживающих производство. Например, небольшие наделы крестьян объединялись в компактные крупные поля. На крупном поле можно было использовать трактор, и даже простая обработка поля имеющимся тягловым скотом давала большую экономию времени, сил, скота. Находящиеся в распоряжении деревни земли и угодья можно было использовать эффективнее: ввести более качественные севообороты, нанять агронома, убрать межи, купить качественные семена. То же касается орудий труда, скота и хозяйственных помещений: исчезала необходимость в большом количестве хозяйственных помещений, скот, собранный в одном месте, вполне мог обойтись меньшими площадями, качественные орудия труда позволяли обработать большие площади, чем ранее. Кроме того, заготовка и хранение кормов большим коллективом могли быть организованы лучше, чем отдельной семьей.

Получить кредит от государства, заключить гарантированный контракт на урожай с заготовительными организациями, участвовать в крупной ярмарке, отвезти часть урожая в отдаленную местность, где его можно продать дороже, – все это (теоретически) было легче крупному хозяйству, чем отдельному крестьянину. Наконец, за счет обычной кооперации условия труда и быта крестьян теоретически должны были стать лучше: заболевший в страду отец семейства не оставлял семью голодать зимой, за детьми можно было установить надзор коллективно, пока родители работают в поле, можно было содержать школу, медпункт, строить местные дороги и мосты.

Государство гарантировало закупку основной части урожая по гарантированным расценкам. То есть проблемы колебания цен у крестьян не было, возникала возможность планировать производство на много лет вперед. Государство создавало машинно-тракторные станции и по подрядам обрабатывало колхозные поля. Государство брало на себя помощь в агротехнике и ветеринарии, принимало ответственность за культурную политику и наведение порядка в деревне, обещало обеспечить школу учителями, медпункт – акушеркой, а может, и врачом, провести в деревню электричество, построить часть дорог и мостов, ирригационные работы в целом.

Ключевое место в обещаниях государства занимала поставка большого количества тракторов и иной техники, очевидно, производительной на объединенных полях. По мере подготовки молодежи государство обещало поставить колхозу специалистов – агрономов, электриков, ветеринаров, шоферов, трактористов, техников, учителей, врачей, строителей. Пока таких специалистов не хватало, в деревню слали городских рабочих, которые могли бы справиться с новой техникой.

Крестьянину-середняку можно было объяснить плюсы такой коллективизации. Для создания райской жизни крестьянам в деревне надо было лишь научиться работать сообща, навести порядок в своем хозяйстве, преодолеть собственный эгоизм, лень, пьянство, вороватость, кумовство, жадность, консерватизм... Это была утопия. Но эта утопия была единственным выбором, который власть предоставила крестьянам. Либо продразверстка, голод и война, либо колхоз и общинная жизнь всерьез.

У предложенной деревне модели коллективизации был естественный враг в самой деревне – кулак, производитель товарного хлеба, не нуждавшийся в общине и тем более в колхозе. Более того, кулак страдал от коллективизации. Кулак был не просто богатым человеком, поставлявшим продукты на рынок, он всегда был кредитором деревни, работодателем для бедняков, спасителем бедняков от голода и «страховым полисом» для середняка на случай болезни хозяина во время важных работ, неурожая, пожара, любого бедствия.

Кулак мог нарастить свое значение в деревне в том случае, если бы в него были вложены ресурсы, которые государство было готово влить в коллективизацию. Кулак мог и поля «округлить», если бы ему было позволено скупать землю у односельчан, и агрономов нанять, и трактор купить...

Выбор государства в пользу коллективизации, а не фермерского рывка столыпинского типа для модернизации сельского хозяйства, выбор в пользу колхоза, а не кулака был обусловлен далекими от крестьян соображениями. Но для деревни мотивация государства особого значения не имела, важен был сам выбор государства в пользу колхозов и поддержка государством именно колхозной линии в деревне.

Совместное существование колхоза и кулака оказалось невозможным.

Начав коллективизацию, государство почти мгновенно создало в деревне организованный социальный полюс, бросивший вызов кулаку-фермеру в борьбе за скудные ресурсы. Возможно, одной из основных причин атаки государства на кулака и педалирования сплошной коллективизации была необходимость получить хлеб для городов, где была развернута индустриализация, и для армии, чтобы предотвратить войну. С введением продразверстки коллективизация и началась. А затем отступать было уже нельзя – надо было быстро проводить коллективизацию, чтобы получить товарный хлеб за счет теоретических плюсов кооперации производства на селе.

В 1928 году в Западной Сибири как реквизиция зерна у кулаков была введена своего рода продразверстка. Метод сработал (редкий случай, когда Сталин выехал за пределы своего кабинета и дачи – в Западную Сибирь, – чтобы посмотреть собственными глазами на результаты эксперимента по разворачиванию «классовой борьбы» в деревне), и его распространили на весь СССР.

Реквизиции зерна первоначально мыслились как мера сугубо временная. В деревне по «сибирскому методу» были сформированы новые комбеды – комитеты бедноты, которые занялись разверсткой поставок зерна внутри деревень. Реально хлеб был в основном у кулака. Против кулака эта социальная политика и выстроилась.

Помимо патриотической и коммунистической идеологической установки действовал еще и чисто социальный принцип: план поставки хлеба надо выполнить, и если не взять хлеб у тех, у кого он есть – у кулаков, – то пришлось бы брать его у середняков, то есть заставить середняка голодать, так как хлеба у него хватало лишь на свою семью. Конфискации хлеба у кулака давали комбедовцам реальные премии из конфискованного имущества. В результате в деревне быстро возникал ожесточенно настроенный к кулаку центр власти и «классовая борьба» действительно весьма обострялась. В силу поддержки комбедовцев всей силой государственной власти именно коллективный бедняк выигрывал в начавшейся внутри деревни схватке.

Реквизиции помогли решить проблему снабжения городов в 1928 году, но уже весенняя посевная кампания прошла плохо, и в 1929 год СССР вошел с угрозой еще большего зернового кризиса. Кулак, а с ним и середняк сократили посевы. В городах ввели продуктовые карточки, и советское руководство приняло решение перейти от сибирского метода к сплошной коллективизации, опираясь на все те же комбеды, преобразуемые в руководство колхозов [7].