Николай Григорьев - Бронепоезд Гандзя

Бойцы тоже переступили - они все жались ко мне.

"Неужели кончено все?"

Волны черного и рыжего дыма все больше застилали наш поезд. Перед вагоном блеснуло пламя. "Вот он, снаряд... Нет, не долетел..."

Опять полыхнуло огнем в дыму. Гудя, разлетелись стальные осколки: и второй мимо... третий. Этот кувырнулся совсем в стороне.

Снаряды вокруг нас падали вразброд.

- Ребята! Обожди! - вдруг закричал матрос, срываясь с места, и на секунду замер с поднятой рукой.

- Ребята, да ведь нас дымом затянуло! Глядите все! Ведь он наугад снаряды втыкает!.. Не попасть ему, собаке, в нас.

Бойцы с минуту, словно не понимая, что он говорит, удивленно глядели на матроса.

- Дыму, ребята, давай дыму больше! - кричал матрос.

- Правильно! - скомандовал я. - Жги что попало!

Тут бойцы горохом рассыпались по вагону и стали выбрасывать наружу обломки досок и бревен, соломенные тюфяки, одеяла, тряпки.

А Федорчук все кричал и тоже метался по вагону:

- И бушлат подойдет, и форменка!.. Носовой платок - туда же!

Я подкинул ногой в кучу одежды свою шинель. А сам за рупор - и к борту.

- Машинист! - закричал я в рупор. - Машинист!

Но грохот взрывов гасил мой голос.

Наконец на паровозе меня услышали. Шевельнулся железный лист, подвешенный над входом в будку, и в щель просунулась голова машиниста.

Я замахал ему руками:

- Сифонь!.. Задувай вовсю, Федя, дыму давай, дыму!

Не прошло и минуты, как из трубы паровоза густо повалил дым, застилая над нами небо серой тучей.

А по обеим сторонам вагона жарко запылали костры из шинелей и брезентов, посыпанных орудийным порохом.

Вслед за артиллеристами, смекнув, в чем дело, разожгли у себя костры и пулеметчики.

- Вот, брат, и дымовая завеса! Живем еще!.. - говорил Федорчук, чихая от едкого дыма и зажимая себе нос бескозыркой.

Он прохаживался по вагону и, протирая покрасневшие глаза, посматривал, чего бы еще бросить в костер.

А Богуш на бронепоезде, должно быть, уже совсем потерял нас из виду. Снаряды его грохали где-то в дыму, не причиняя нам вреда.

Воспользовавшись передышкой, я бросился налаживать орудие. Ох как мне захотелось теперь самому заложить снаряд и дернуть за шнур!..

Но прицел, проклятый прицел...

У орудия стоял Малюга и о чем-то мрачно раздумывал. Сквозь дым он показался мне тенью.

Увидев меня, старик сразу, словно он только этого и ожидал, уступил мне место и пошел прочь.

Я спешил разобраться в испорченном прицеле.

Снаряды вокруг нас падали все реже и реже. Казалось, бой затихал. Но это только казалось.

Густой дым, окутавший нас во время канонады, начал рассеиваться, а наши костры догорали. Выдохся и Федор Федорович со своим сифоном...

Мы стояли под жерлами четырех наведенных на нас пушек, способных посылать сорок восемь снарядов в минуту. И Богуш выжидал только подходящего момента, чтобы снова обрушиться на нас всей силой своего артиллерийского огня.

Но пока завеса дыма все-таки укрывала "Гандзю" от противника, и я копался в прицеле.

Винты, стекла, рычажки... Черт, сколько же их! "Дистанционный барабан главная часть прицельного устройства", - вдруг припомнилась мне дословно одна из моих записей. Не доверяя памяти, я выхватил свободной рукой тетрадь из сумки.

Но не успел я отыскать нужную страницу, как весь вагон содрогнулся от накрывшего нас залпа. Тетрадка выпала у меня из рук...

Впереди в просветах поредевшего дыма, засверкали огоньки.

Богуш возобновил бой.

Решающие минуты...

Я ухватился за прицел. Где барабан? Вот он, так, на месте...

Стебель на месте... Защелка на месте...

Вихри дыма и горячие сквозняки от разрывов обдавали меня. Я отводил голову, чтобы не глядеть на происходящее, и все-таки видел перед собой, в дыму и пламени, нашу контрольную площадку, всю словно обглоданную, уже без углов и почти без помоста, голую, как скелет...

Стебель, защелка на месте!

Я нахлобучил фуражку на самые глаза и приник к мелким винтикам и стеклам.

Кто-то, охнув, грузно повалился за моей спиной. Кто-то стонал в вагоне - должно быть, тяжелораненый... Но я не оборачивался...

- Защелка на месте! Отводка на месте! - выкрикивал я сам себе, вцепившись в прицел всеми пальцами.

Отводка... Уровень продольный... Поперечный уровень тоже на мес... Нет! Поперечный не на месте!.. Проклятый уровень, где твой пузырек! Где... твой... пу-зы-рек?!

Разжав пальцы, я отдернул руку от прицела.

- Малюга, Федорчук, сюда!

Я сгреб обоих за плечи и толкнул к орудию.

- Видите? Где пузырек, а? В стороне! Ушел в сторону!

Малюга так и оцепенел, взглянув на едва приметную трубочку с жидкостью.

Я изо всей силы встряхнул его:

- Видишь ты или ослеп?

- Вижу! - взревел Малюга, вырвавшись от меня. - Вижу! Старый я дурень! Прицел справный! Это... Да это сама орудия косо стоит!

- Ну да... Ну да... - забормотал Федорчук, озираясь. - У всего вагона крен. На правый борт... Сдала правая рессора...

Не теряя времени, Федорчук схватил топор и начал забивать под осевшее колесо орудия клинья-колобашки...

- Богуш!.. - вдруг закричали бойцы. - Сюда идет!

Я быстро вскинул бинокль. "Да, приближается... Кончать нас идет..."

- Стой, собака, стой! Гаубица еще стреляет!

Я прыгнул к орудию. Глянул на уровень:

- Есть, пузырек уже на месте!

Дрожащими пальцами я подкручивал винты, стараясь поймать бронепоезд в центр пересечения нитей на стеклышке. Я чувствовал теплые ладони Малюги, помогавшего мне навести орудие. Но дым разрывов то и дело заслонял от меня приближавшийся бронепоезд.

Богуш бил на ходу из всех четырех орудий.

Я делал наводку по его головной башне.

- Трубу снесло на паровозе! - вдруг крикнул кто-то сзади меня, и в ту же минуту этот голос слился с другим:

- Башню разворотило у пулеметчиков!

У меня дрогнули руки, прицел сбился, и все заплясало перед глазами...

Собрав все силы, я снова подступил к орудию.

Нет, чувствую, сдаю... Не поймать мне Богуша в крестик нитей...

Я ухватился за колесо орудия, боясь упасть.

- Товарищи! - закричал я. - Помогайте! Песню!

- Песню! - эхом откликнулись бойцы в вагоне.

И затянули нестройно:

Славное море - священный Байкал...

Но в ту же минуту сквозь неуверенные голоса прорвался сипловатый, но твердый голос матроса и повел за собой хор:

Славное море - священный Байкал

Славный корабль., броневая...

Вот он, в крестике!

Я дернул за шнур. Выстрел. Пламя. Грохот...

И вдруг - полная тишина. Оборвалась пронзительная, терзающая нота боя.

Эхо песни покатилось через поля и замерло где-то в лесу...

Бойцы с минуту глядели друг на друга, ошеломленные наступившей тишиной, не соображая, что произошло.

И вдруг в погоревшей, разбитой снарядами траве, где-то совсем близко, щелкнул кузнечик. Щелкнул - и пустил трель. Эту трель подхватил другой, третий, и через минуту шумно, весело, на разные лады застрекотала вся степь.