Николай Григорьев - Дядя Русаков и мальчики

Директор завода перебил:

- И слышать не хочу! Никто, кроме вас. Штамп надо сделать за десять дней. Часа не могу прибавить!

Русаков даже попятился, изумленный:

- Что вы... Такая сложная деталь... Нет, это невозможно.

- Не верю, - настаивал директор, - не верю. Для вас, Николай Николаевич, нет невозможного. Руки у вас золотые!

Тут я снял своих мальчиков с подставки. Шепнул им: "Николаю Николаевичу теперь не до нас..."

И мы ушли с завода.

Наши тревоги

Вот мы и дома.

Прошел день - мальчики возвратились из школы.

И сразу ко мне:

- А что дядя Русаков? Так и оставил нашу плашку? А Индия - это важно?

Я порылся у себя в записной книжке.

- Вечером, - говорю, - узнаем, как у него дела. Вот его телефон.

Застал Русакова дома. Он отдыхал после работы, но все же охотно взял трубку и на все мои вопросы ответил.

Про плашку сказал так: "После вас, в тот же вечер, доделал ее и сдал куда следует. Спасибо, - говорит, - Алеше и Саше, трудолюбивые ребята, всем интересуются. В их, - говорит, - компании мне и работалось веселее".

- А что еще сказал Русаков? - заинтересовался Саша. - Отбился он от директора? Вот смешной? За десять дней чтоб... Я бы отбился...

- Нет, - говорю, - не отбился. Николай Николаевич думает немножко иначе, чем ты. Чертеж индийской детали он взял домой. Теперь сидит над ним и раздумывает, как бы невозможное сделать возможным...

Алеша захлопал в ладоши:

- Значит, за десять дней надеется!

Еще день прошел.

Наступил вечер. Саша и Алеша опять тянут меня к телефону.

Не хотелось мне беспокоить уставшего человека - да разве от мальчишек отвяжешься? Позвонил, узнал, что делается на заводе.

Объявляю ребятам:

- На десять дней Русаков не согласился.

Тут уже Саша обрадовался:

- Ага, по-моему выходит, по-моему! Там не десять, а, наверно, двадцать надо!

- Да, - снова говорю я, - на десять дней не согласился. Изучил чертеж и обнаружил, что штамп можно сделать быстрее, не за десять, а за девять дней с половиной.

Саша от удивления только рот разинул. Впрочем, и Алеша не сумел произнести ни слова.

Я продолжаю:

- Суть в том, что Николай Николаевич знает, что такое Индия. Бывал там как депутат Верховного Совета. Ведь наше Советское правительство крепит дружбу со всеми народами. Теперь послушайте, что нашего депутата там глубоко опечалило.

И я рассказал ребятам о бедах и несчастьях этой великой страны. В Индии плодородная земля. Щедрое солнце, яркое голубое небо. Но редко выпадает дождь. Из-за этого чуть не каждый год у крестьян гибнут посевы. Одно спасение: надо поднять воду из рек и пустить ее ручейками на поля. А это под силу только крупным машинам...

- Значит, нужны электростанции! - подхватил мой рассказ Алеша. - И они обратились к нам, на завод "Электросила". Потому что в Индии знают, что мы им поможем... Все ясно!

Вставил слово и Саша. Но у него свои мысли:

- А как, скажите, пожалуйста, Русаков убавил полдня? Даже непонятно. Спросить бы его по телефону.

- А разве я не сказал? Эх... - посетовал я на стариковскую забывчивость. - Николай Николаевич, - говорю, - пошел на очень смелый шаг. Готовя штамп, инструментальщик - сами видели - то и дело заглядывает в чертеж. Казалось бы, пустяковая задержка в работе: минута-другая - есть о чем говорить! Но штамп для детали в индийскую машину особенно сложен, и как подсчитал Русаков - на этих минутках за десять дней он потеряет полдня!

Нет, такого Николай Николаевич допустить не мог.

А как быть?

Заучить этот чертеж - иного не придумаешь. И слесарь-инструментальщик Русаков усилием воли заставил себя это сделать.

Был чертеж на листе бумаги: сложный - из густой сетки линий, со множеством цифр. Теперь чертеж как бы отпечатался в памяти Николая Николаевича.

Вечерок Русаков просидел над чертежом.

А утром, придя на завод, объявил:

- Десять дней мне не надо. Вырежу штамп за девять с половиной.

Он запевает песню

Это было утро вторника.

Потом наступил день, Алеша пришел из школы - и сразу к календарю, который у нас на стене.

Постоял перед календарем, потоптался. Протягивает руку к листку:

- Уже можно сорвать?

- Что, - говорю, - за спешка? Вечером сорвешь, как всегда.

А сам догадываюсь, что у мальчишки на уме. Хочется ему поскорее начать счет заводским дням; но зачем же портить календарь?

Вечером пришел Саша, и друзья, сорвав листок, припрятали его со словами:

- Первый день работы у Русакова кончился. Полезай, вторник, в коробку!

Но мальчикам не терпелось заглянуть и дальше в календарь.

Тесня друг друга лбами, они приподнимали листочки.

- Среда... четверг... пятница - это уже четыре дня. Суббота и воскресенье - выходные. Дальше - понедельник, опять вторник, среда...

Наконец отметили красным крестиком листок, на котором кончатся девять дней с половиной.

- Деда, мы его поздравим, правда?

- А подарки за это делают?

- Лучший, - говорю, - подарок для Николая Николаевича - это не мешать ему работать. И не беспокоить его, когда отдыхает... Согласны?

- Согласны, - сказали мальчики и потащили меня к телефону. Принялись уговаривать: - Ну только еще разочек... Ну пожалуйста... И больше не будем звонить...

- Уговор?

- Уговор.

Оставалось взять трубку телефона.

Но то, что я услышал от Русакова, поразило меня.

- Что? Что?.. Еще на день убавили - да мыслимо ли это? Ах, это уже станочники? Их заслуга?..

Николай Николаевич стал мне объяснять, что станочники, посоветовавшись с учеными, прибавили скорости станкам, кроме того... Но я уже его не слышал. Мешали мальчики. Словно ошалели от радости. Услышав про восемь с половиной, запрыгали, затопали, как козлы...

Так и не дали договорить по телефону.

А Николай Николаевич:

- Извините, некогда... Спешу!

- Куда же? - удивился я. - Сразу после работы, без отдыха, да еще глядя на ночь?

А он смеясь:

- Песни петь!

На этом телефонный разговор прервался.

Пришла и кончилась среда.

Мальчики сорвали еще листок календаря.

Потом долго вертелись у телефонного аппарата. Но я сделал вид, что не замечаю их нетерпения.

Кончилось тем, что приятели посетовали на свою горькую ребячью жизнь, повздыхали - и отправились спать.

Наступил четверг. Вечером Алеша и Саша сорвали листок календаря, третий по счету.

Нетерпение ребят нарастало. Да я и сам рад был бы узнать, что там, у Русакова, - геройское ведь дело начал!

Но уговор: не беспокоить человека. Так тому и быть.

Наступила пятница.

Вечером мальчики, уныло волоча ноги, подошли к календарю.

Дивился я на них: ведь согласились со мной, что нехорошо надоедать Николаю Николаевичу телефонными звонками, а теперь, глядите, на меня же и сердятся... Да ладно, не обижаться же деду на внучат!

Протянули мальчики руки, чтобы сорвать четвертый по счету листок календаря, но тут зазвонил телефон.