Эдмон Поньон - Повседневная жизнь Европы в 1000 году

Когда он писал? Он стал епископом Лана в 977 году и говорил, что «состарился, нося епископскую митру». Одилон стал аббатом Клюни в 994 году. Роберт взошел на престол в 996-м. Несомненно, прошло много лет, прежде чем аббат стал «королем», «генерал-аншефом», как его называет Адальберон, и прежде чем король начал вести политику безоговорочной поддержки Клюни, столь возмущавшую епископа. Признаем, что поэма никак не могла быть создана до 1000 года и, возможно, появилась около 1000 года. В любом случае она была написана уже после синода, созванного архиепископом Реймским. Мы не станем утверждать, что в XI веке уже не оставалось монахов, похожих на тех, кого считали необходимым «исправлять» в 980 году, однако отметим, что в поэме Адальберона отражено другое отклонение от монастырского уклада, характерное для более позднего времени. Напомним, что в 972 году аббат Майель, путешествуя через Альпы, не имел при себе эскорта, способного защитить его от сарацин. Из этого можно заключить, что подобные эскорты, возможно, потребовавшиеся именно в результате происшествий такого рода, были учреждены Одилоном.

Учитывая это, все же воздержимся от того, чтобы признать в гротескно изображенном Асцелином монахе типичного монаха Клюни. Этот образ — и притом с большим преувеличением — относится только к небольшому числу монахов, которых служба аббату во время его путешествий уводила из стен обители. Теперь же нам пора вернуться к серьезному разговору и нанести обстоятельный визит в крупные монастыри ордена.

Намереваясь описать монахов, достойных своего звания, — а их во времена 1000 года становилось все больше, — следует еще раз задать себе вопрос: почему монахов было так много?

Очевидно, среди монахов были такие, кто стремился к идеалу истинной монастырской жизни и пришел туда по призыву Бога. Но повторим: они, скорее всего, составляли немногочисленную элиту. Большинство же, видимо, подчинялось какой-то социальной необходимости.

В отличие от человека, живущего на Западе в XX веке, когда и законодательство, и общественная организация в меру сил защищают от риска его повседневную жизнь, человек эпохи Средневековья и, в частности, человек, живший в 1000 году, не мог ждать защиты от общества. Читатель должен был почувствовать это, знакомясь с предыдущими страницами книги, да и на последующих страницах будет еще немало тому подтверждений. Для бедных людей, то есть практически для всего крестьянства, это означало полное отсутствие уверенности в завтрашнем дне: войны, которые вели сеньоры, капризы погоды, от которых тогда не умели защищаться, — все это постоянно держало их под угрозой более или менее близкой нищеты, голода, смерти. Для тех, кто принадлежал к высшим слоям, — под этим словом мы имеем в виду тех, кто был владельцем большого или маленького фьефа, — разорение и голод не представляли, конечно, столь непосредственной угрозы, да и смерть принималась как неизбежная спутница военных действий. Однако и эти носители меча без разбору использовали монастыри для удовлетворения своих недальновидных и зачастую необдуманных желаний. Даже если стоявшие над ними властители ясно представляли себе происходящее, они все равно не имели возможности сдерживать или прекращать эти бесчинства; такие попытки приводили только к опустошительным кровопролитным беспорядкам.

В монастырях, приведенных в порядок реформой, не было принято роскошествовать в еде, однако в необходимом недостатка не было: страха перед завтрашним днем там не знали. Но было и еще кое-что: посреди беспорядочного и неистового мира монахи представляли собой организованную, дисциплинированную силу, руководители которой знали, чего хотели. Духовные мотивы, очевидно, присутствовали в 1000 году, как и в любую другую эпоху; но поскольку тогда было так много монахов, мы можем предположить, что и эти два более земных мотива играли не последнюю роль. Эти мотивы похожи на те, которые заставляют многих из наших современников заниматься общественной деятельностью. Большинство привлекают спокойствие и безопасность этого занятия. Лучшие же стремятся научиться управлению и с честью служить народу. То же происходило с монахами Клюни: они не страдали от голода, у них было чувство принадлежности к хорошо организованной, могущественной системе, в которой тот, кто имеет способности, может найти возможность для плодотворной деятельности в христианском мире.

Тем не менее им приходилось подчиняться весьма суровому уставу.

Устав Клюни хорошо известен. Это бенедиктинский устав, составленный в VI веке святым Бенедиктом Нурсийским и дополненный при Карле Великом святым Бенедиктом Анианским. Но о том, что касается монахов Клюни, мы знаем гораздо больше. Клюнийские обычаи детально описывались до 1000 года при аббате Майеле. Еще более подробные тексты на эту тему составлялись в течение всего XI века. Известен так называемый «Устав Фарфы», названный так потому, что рукопись была найдена в итальянском монастыре, носящем это имя. Эта рукопись датируется 1042-1043 годами. Устав монаха Бернарда относится приблизительно к 1063 году, устав монаха Ульриха — к чуть более позднему времени. Сравнение этих текстов показывает, что монастырский распорядок мало изменился в течение этого периода.

Эти ценные документы тщательно изучались. Например, их анализировал чуть более 40 лет назад Ги де Валу в своем ученом труде «Клюнийское монашество». Черты, которые он выделил, относятся не только к монахам самого Клюни, но и вообще ко всем монахам многочисленных монастырей ордена, а также к тем, кто, не присоединяясь к ним непосредственно, следовал примеру их реформы.

Итак, нам есть на чем основывать свои представления о жизни монахов Клюни в их узком кругу, об их повседневной жизни. К сожалению, это невозможно сделать в отношении всех остальных слоев населения, живших в 1000 году. Так, может быть, стоило бы, ради равновесия, слегка сократить рассмотрение того большого количества материалов о монахах, которым мы располагаем? Однако помимо того, что было бы жаль еще более обеднять пейзаж, и без того скудный конкретными данными, интересно также то, что в их жизни было немало аспектов (а также повседневных предметов), характерных не только для монашеского быта. Их контакты с остальной частью населения, уже рассмотренные в главе о благотворительной деятельности, но принимавшие также другие формы, позволяют получить представление и о повседневной жизни мирян. Короче, все говорит в пользу необходимости активно воспользоваться счастливо сохранившимися документами.