Эдмон Поньон - Повседневная жизнь Европы в 1000 году

Еще велись войны против язычников Востока, но их вел исключительно германский император, который, кроме того, иногда нападал на территории, принадлежавшие в Южной Италии Византии — эти походы произошли в 1021-1022 годах. В тех же землях происходили войны и с 1017 года. Их вели склонные к подобным авантюрам вассалы герцога Нормандского, подстрекаемые папой Бенедиктом VIII. Эти войны положили начало длительному периоду нормандских завоеваний в Средиземноморье, происходивших в следующем веке. Были и войны против последних еще не ассимилировавшихся норманнов, против сарацин, которые удерживались в Ла-Гард-Френе и были уничтожены в результате краткой экспедиции в 972 году, а также против сарацин, которые до 1019 года нападали на Нарбонну, а затем были разбиты и пленными попали в рабство. Наконец, приблизительно с 1020 года в Испании велась война против войск всесильного Моджехида, короля Балеареса, и против войск короля Сарагосы. Эти экспедиции на периферии христианского мира были прообразом крестовых походов, начавшихся 80 лет спустя.

Однако хлебом насущным военного дела были феодальные войны, то есть те, что велись между сеньорами, между властителями и вассалами, между королем и сеньорами.

Каковы были мотивы, каковы обстоятельства этих войн? Все они сводятся к тому, что мы сейчас называем стремлением к власти. В отличие от современной ситуации, когда вооружение сосредоточено в руках государства, в то время средства удовлетворить подобные стремления при помощи оружия были в распоряжении почти всех членов феодальной аристократии. Возможности каждого зависели от богатства, то есть, по тем временам, от площади земельных владений, контролируемых каждым, от числа вассалов, которых они позволяли иметь. Многое зависело также от стратегического положения, от позиций на местности, всегда более выгодных при наличии замка. За эти позиции и шла борьба, их отнимали, теряли и вновь завоевывали до бесконечности. Взаимная ненависть намного чаще была результатом именно этих столкновений, а не обид или вопросов чести. А семейная солидарность, перераставшая в солидарность «рода», в который входили братья, кузены и все остальные родственники, приводила к тому, что в эти конфликты, даже самые незначительные, в эти неистребимые вендетты, оказывалось втянуто огромное число дворян.

Когда читаешь жесты, которые, как мы помним, уже исполнялись в 1000 году, представляешь себе эти феодальные войны как эпические столкновения, в которых шевалье с невиданной храбростью наносят удары копьем и мечом. Когда читаешь летописи, разочаровываешься.

Мы договорились: шевалье — это всадник, плотно сидящий в своем боевом седле опершись на стремена, повсеместно распространенные со времен Каролингов, хорошо защищенный шлемом, конической каской с наносьем, панцирем [211] Это вряд ли был панцирь в том виде, в каком мы встречаем его в позднем Средневековье. Скорее всего, шевалье X-XI вв. надевал т.н. хауберк, т.е. рубаху из плотной кожи или плотной простеганной ткани, к которой могли крепиться железные рукава и металлические пластинки. После появления металлических панцирей хауберк стал использоваться как подлатник. с железными рукавами и круглым или овальным щитом. Его тяжелая лошадь, которую при атаке пускали в галоп, позволяла достичь огромной силы удара. От всадника зависело, сможет ли он нанести более сильный удар, чем его противник: мощно, точным движением руки поразить противника в уязвимое место, выбить его из седла ударом копья, «уязвить» его мечом, убить его топором или дубиной. «Сержанты», или конные оруженосцы, сопровождали эти живые олицетворения войны и служили им, что ясно из самого их названия [212] См. объяснение в тексте гл. XVIII. . Эти люди, которыми они с презрением управляли, играли лишь вспомогательную роль, притом на деле более опасную из-за того, что они были менее защищены своим обмундированием; хотя иногда у них было стрелково-метательное оружие (судя по рисункам, они уже иногда были вооружены арбалетами). В основном же они участвовали в рукопашном бое.

Но хотя эта «техника» действительно имелась в наличии, они, конечно, не была ни единственной, ни даже наиболее часто применявшейся. По крайней мере, такое впечатление неизбежно создается при чтении повествовательных текстов. Чтобы представить себе феодальные войны 1000 года, придется отойти от привычных шаблонов.

Причина проста: драки шли в основном за укрепленные места — замки или города. Следовательно, в этих войнах преобладали осады.

Но было и еще кое-что, что кажется более ужасным. Основная цель — это ослабить противника, нанести ему по возможности больший ущерб. Иначе говоря, опустошить его земли. Сжечь урожай, спалить хижины его крестьян, при возможности перебить их самих, изнасиловать их жен и дочерей.

Осады, зачастую в сочетании с предательством, опустошение окрестных земель, реже всего — генеральное сражение, а иногда также вызов на поединок. Именно так следует представлять себе войны 1000 года.

Карл, герцог Нижней Лотарингии, брат предпоследнего короля династии Карла Великого Лотаря и единственный наследник своего рода, смещенный в 987 году Гуго Капетом, не желал сдаваться. На следующий же год он попытался вернуть себе Лан, традиционную столицу династии, воплощенной в его лице. Думаете, вместе с Ришером, мы сейчас станем свидетелями регулярной осады? Ничуть. Жители города не особенно поддерживали своего известного лихоимством епископа, уже знакомого нам Адальберона по прозвищу Асцелин. Кто-то из них пообещал лазутчикам Карла сдать ему город. Рассказ Ришера, который на этот раз не стремится подражать древним, а пишет как хорошо осведомленный человек, слишком жив и конкретен, чтобы не привести его полностью.

«Карл прибыл с войском в благоприятный момент, когда садилось солнце, и послал своих лазутчиков к отступникам, чтобы узнать у них, что надо делать. Его люди прятались в виноградниках и за изгородью, готовые войти в город, если позволит удача, либо защищаться с оружием в руках, если так будет угодно судьбе. Те, кто был послан, чтобы подготовить дорогу, встретились с изменниками в установленном месте <���…> и объявили им, что Карл прибыл во главе многочисленного конного отряда. Изменники с радостью послали этих людей назад к Карлу, чтобы просить его немедленно подойти. Получив такое сообщение, Карл во главе своего отряда выехал из-за горы (Лан, как известно, находится на крутой скале) и появился перед воротами города. Стражники, услышав стук копыт и бряцание оружия, поняли, что возле ворот находятся люди, и крикнули со стены: «Кто идет?», одновременно с этим бросив вниз камни. Изменники ответили: «Свои. Мы — жители города», и стражники, сбитые с толку этим ответом, открыли запертые изнутри ворота и впустили отряд. Спускалась ночь. Враги заполнили город. Они захватили ворота и поставили там охрану, чтобы никто не мог убежать. Одни трубили в трубы, другие кричали, некоторые гремели оружием так, что испуганные горожане, не понимавшие, что происходит, покидали дома и пытались убежать. Некоторые прятались в самых дальних уголках церквей, другие запирались везде, где только могли спрятаться. Некоторые прыгали со стен. Епископ, среди прочих, бежал в одиночку и спустился с горы, однако его обнаружили в виноградниках люди, посланные для наблюдения, и привели к Карлу, который заключил его под стражу. Карл также <���…> захватил в плен почти всех дворян города».