Эдмон Поньон - Повседневная жизнь Европы в 1000 году

Вот, можно сказать, взятие города без единого выстрела. Карл сразу же постарался сделать город неприступным. Он заготовил большие запасы провизии, особенно зерна, приказал организовать ночное патрулирование улиц и стен. Он надстроил «высокие зубцы» на башне — донжоне, которая, на его взгляд, была недостаточно высока, и велел вырыть вокруг большие рвы. «Он велел сделать противоосадные машины. Он также приказал принести бревна, пригодные для создания других машин. Он велел заострить колья и сделать палисады. Он призвал кузнецов, чтобы они сделали снаряды и обеспечили железными частями все орудия, которые в этом нуждались. Он даже нашел людей, которые с такой точностью стреляли из баллисты, что одним уверенным ударом пробили насквозь торговую лавку, проделав в ней два отверстия, расположенные напротив друг друга, и без промаха убивали птиц на лету, и те, пронзенные насквозь, падали с большой высоты». Точное описание города, готовящегося выдержать осаду.

Гуго Капет и его сын Роберт, сам уже ставший королем, прибыли к стенам Лана. Они выбрали для своего лагеря такое место, в котором их войско было бы укрыто от возможного нападения защитников города, окружили лагерь рвами и «шоссеями», — возможно, имеются в виду низкие земляные стены. Однако «крутизна холма, на котором стоит город, делала его неприступным». Наступила осень. Осаждающие ушли, «чтобы вернуться весной». Карл воспользовался этим и дополнительно укрепил оборону, он велел заложить ворота и заделать «тайные отверстия, которые обычно делали позади домов».

Наступила весна 989 года. Оба короля вернулись, приведя с собой, по словам Ришера, восемь тысяч человек, — впрочем, ясно, что эти цифры нельзя принимать всерьез. Короли восстановили свой лагерь. Затем они велели построить таран, чтобы попытаться разрушить стены.

«Они сделали эту машину из четырех бревен невероятной толщины и длины, расположив их по периметру четырехугольника, и поставили их стоймя. На вершине и у основания между ними были закреплены четыре бревна. Посредине поперечные брусья были только с правой и с левой стороны. На верхних соединениях поставленных стоймя бревен они расположили две длинные закрепленные балки, заключавшие между собой треть пространства, разделявшего бревна. К этим балкам были прикреплены переплетенные канаты, на которых был подвешен очень толстый кусок дерева, по краю обитый железом. В середине и на концах этого куска дерева также были закреплены канаты, которые можно было поочередно тянуть и отпускать силою многих рук, приводя в движение окованное железом дерево. <���…> Эту машину поместили на три треугольно расположенных колеса, с тем чтобы легко передвигать ее и направлять туда, где она будет необходима».

Увы! «Поскольку расположение города на вершине высокого холма не позволило подвести эту машину к стенам, ею не пришлось воспользоваться». Инженеры короля умели строить машины, но, должно быть, не отличались дальновидностью.

Однажды ночью, в августе, осажденные, воспользовавшись сном королевских воинов, отяжелевших после обильных возлияний, совершили вылазку и подожгли лагерь. Запасы продуктов и снаряжения были полностью уничтожены, и королям не оставалось ничего другого, как скомандовать отступление.

Карл захватил Лан благодаря измене. Измена же, чуть позже, вернула город в руки короля. Но прежде другая измена отдала в руки претендента-каролинга город, еще более важный, чем Лан: Реймс.

Изменником был Арнуль, незаконнорожденный сын короля Лотаря, то есть побочный племянник Карла. Гуго Капет, надеясь добиться его верности, сделал его архиепископом Реймским. Неблагодарный, спустя немного времени после своего воцарения в городе, приказал открыть ворота своему дяде. Возмущенный и разгневанный Гуго собрал «шесть тысяч» человек и решил покорить Реймс «оружием или голодом».

«В пылу этих чувств он отправился в путь и повел свою армию по тем землям, откуда неприятель получал провизию, начисто опустошил их и предал огню с такой яростью, что не пощадил даже бедной хижины, принадлежавшей нищей, впавшей в детство старухе». После этих подвигов он намеревался сразиться с армией противника.

Похоже, король был очень на это настроен. Что до Карла, то он привел с собой в опустошенные земли «четыре тысячи» человек из Лана. «И он был полон решимости сохранять спокойствие, если на него не нападут, но в случае нападения — сопротивляться».

Такова была подготовка. Прибыл Гуго. Он увидел, что войско Карла построено для битвы. «Он разделил своих людей на три отряда, боясь, что излишнее количество людей будет мешать ему и собственные войска загромоздят пространство. Итак, он создал три отряда: первый должен был начать бой, второй — поддерживать первый, если он ослабеет, а третий должен был увозить добычу. Разделив и упорядочив таким образом свою армию, король встал во главе первого отряда и двинулся вперед с развернутыми знаменами. Два других отряда были поставлены на условленные места и готовились оказать ему поддержку».

Против этих «шести тысяч» человек короля Карл выставил только «четыре тысячи», — сделаем из этого хотя бы тот вывод, что его войско было не так многочисленно. «Обе стороны остановились в нерешительности, потому что у Карла было недостаточно военных сил, а король прекрасно отдавал себе отчет в том, что действует противоправно, смещая Карла с трона его предков, чтобы занять его самому. Подобные соображения не давали активно действовать ни тому, ни другому. Наконец знатные сеньоры из свиты благоразумно посоветовали королю на некоторое время остановиться вместе с войском. Если противник двинется вперед, с ним нужно будет сразиться; если противник не нападет, можно будет отойти вместе с армией. Карл, со своей стороны, принял такое же решение. Таким образом, остановившись, обе партии уступили по собственному побуждению. Король увел свою армию, а Карл отступил в Лан».

Со всеми этими всадниками и пешими, которые следовали за предводителями, война обошлась менее жестоко, чем со старой нищенкой из Шампани…

Понятно, что Карл, зная, что у него меньше людей, должен был постараться избежать сражения. Что до мотивов, которые Ришер приписывает Гуго, то они малоправдоподобны и в любом случае удивительны. Эти запоздалые угрызения совести, заставляющие бездействовать на поле битвы, плохо согласуются с его изначальным «пылом» и тем более с вероломными средствами, которыми он впоследствии воспользовался для того, чтобы одержать окончательную победу над своим соперником. Если бы он сомневался в своих правах, то скорее всего дал бы ситуации развиваться самой по себе, что было равнозначно предоставлению дела на суд Божий, а не стал бы пользоваться услугами «старого изменника» Асцелина для того, чтобы заманить Карла в западню в Лане. Детали этой низкой интриги слишком далеки от того, что называется борьбой за свое место под солнцем. Отметим, однако, что если Карл был захвачен при помощи измены, то и сам он прежде воспользовался тем же средством, чтобы отобрать у Гуго два города.