Анна Антоновская - Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Раскатисто бьют в димплипито, взлетают на воздух звуки дайры, взвизгивает зурна; шумный говор и оглушающий смех будоражат улицы. С балконов свешиваются пестрые ткани, ковры. Реют знамена амкарств, дружин. На перекрестках раскинуты лотки с фруктами, сластями, вином. Играют пандуристы, весельчаки пляшут лекури. И куда ни кинь взгляд, дымкой миндального цвета волнуются на плоских кровлях лечаки. Женщины, любуясь молодецким видом воинов, выкрикивают пожелания.

Заломив папахи набекрень, закинув назад рукава чохи, обнявшись, идут по всей ширине улиц певцы, состязатели в шаири, у каждого в остроконечную папаху воткнута расцветшая ветка. Идут чонгуристы, под их тонкими пальцами поют струны. Спешат на площадь силачи, под их тяжелыми цаги трещит камень. Важно шествуют пшавы в красочных нарядах, хевсуры в чешуйчатых кольчугах и со щитами. И везде, как цветы, синие, желтые, фиолетовые, зеленые куладжи картлийцев.

Шумно встречают картлийцы вестников возрождения Кахети. С жаром играют дудукчи на конях почетную гостевую. Молодой наездник высоко взметнул знамя царя Теймураза. Кахетинские азнауры ведут за собой пять сотен на разукрашенных скакунах. Они восторженно устремляются к картлийцам, спеша слиться с ними в одном конном потоке. Помнят наказ Сулханишвили: кто сейчас отстанет, того жизнь обгонит, как черепаху. Со времен Луарсаба не знал Тбилиси такого пышного веселья.

На Дидубийском поле полукругом возвышаются уступами скамьи. Места для правителя и знати покрыты ковриками. Посреди поля на высоком шесте реет знамя Грузии: на красном бархате белокрылый святой Георгий замахивается мечом на дракона. В четыре линии построены конные дружины - царские, княжеские, церковные, азнаурские. На правом краю выделяются три сотни на белых конях, на левом - три сотни на черных. А впереди - на золотистых конях - сотня Автандила Саакадзе в оранжевых плащах.

Каждый князь, картлийский и кахетинский, нарядил свои дружины в цвет фамильных знамен. И сам, надев на себя фамильное оружие, гарцует на коне, разукрашенном сафьяном, серебром, золотом и каменьями... Удивляет всех Зураб Эристави: он в боевой кольчуге и доспехах, а не в изумрудной куладже цвета глаз Нестан. И его арагвинцы блистают не желтыми чохами цвета ее волос, а сталью щитов и медными шлемами.

Народ шумно рассаживается на задних скамьях. На видном месте купцы во главе с меликом Варданом. Знатные амкары, уста-баши восседают рядом. На азнаурской стороне Эрасти с почетом усадил Анта Девдрис, Гулиа и Мети, особо приглашенных от Тушети.

На площадке со столбиками, обвитыми цветами и зеленью, около правителя группируются седоусые почтенные князья, горделивые княгини и княжны. Русудан, вся в оранжевом, величественно опустилась рядом с княгиней Мухран-батони. Веселая Хорешани, в сиреневом платье, с драгоценностями на груди, приятно улыбается, смотря на дружину Дато, одетую в ее цвет.

Почтительно беседуя с тушинами, Эрасти то и дело поглядывает на Дареджан, сидящую возле Русудан, и, подражая Дато, лихо подкручивает усы.

Появление дочерей Саакадзе взволновало и молодых князей и азнауров. Они завидуют Иесею Ксанскому и Теймуразу Мухран-батони. Еще бы, породниться с Моурави! Да и притом девушки-затворницы славятся далеко за пределами Картли гордостью Русудан и пламенем глаз Георгия.

Вот появился католикос в белом клобуке, на котором сверкает алмазами черный крест. Белые оплечья отливают узором из каменьев, оттеняя волнистую бороду. А черные нависшие брови - как тропа, изогнувшаяся между снегов. Он чинно опустился по правую руку правителя. По левую - старый Теймураз Мухран-батони. Чуть позади расположились епископы и митрополиты в митрах и мантиях с цветным струистым рисунком на груди. Красивый настоятель Трифилий, с блестящим парамандом, держится ближе к князьям, - отсюда ему удобнее любоваться Русудан.

Смотр общего войска начался под рокот горотото и ритмические удары димплипито. Десять тысяч копий и клинков сверкнули в воздухе.

Саакадзе с княжеской знатью объезжал линии. Его появление встречалось воинственным ревом. Он воплощал в себе силу и непоколебимость четырех линий. Одно мановение его меча, и сила обновленной Грузии слепо ринется, куда он прикажет.

Восторг охватил дружинников. Кричали картлийцы, подхватывали кахетинцы. Саакадзе придержал коня и приветствовал Сулханишвили как пятисотника головного кахетинского отряда.

Джамбаз, почти не касаясь земли, донес Саакадзе к стоянке правителя...

Начальники азнаурских и царских дружин вытянули свои квадраты вперед и спешились. Они подходили с яркими лентами к княгиням, княжнам и почетным азнауркам, становились на одно колено и просили на счастье обвязать правую руку.

Даутбек, в чешуйчатой кольчуге с золотым барсом, склонился перед княгиней Джавахишвили. Квливидзе, подкрутив ус, легко преклонился перед Русудан, Гиви кинулся на оба колена перед Хорешани - покровительницей всей его жизни. Автандил рыцарски протянул оранжевую ленту чуть растерявшейся Дареджан. Асламаз и Гуния с особой почтительностью вручили Хварамзе и Маро белую и черную ленты. Княгиня Цицишвили просияла и нежно обвила сиреневым атласом правую руку улыбающегося Дато.

Княгиня Липарит нервно кусала губы - кажется, все уже избрали своих покровительниц. Но в этот миг Элизбар прискакал прямо на ристалище со своей сотней и со всего размаха спрыгнул с коня к ногам княгини Липарит. Она с особой торжественностью обвязала голубой лентой серебряный налокотник.

Еще мгновение, и все витязи снова очутились на конях. Начался сложный показ боя в горах и пустынях. Перед восхищенными зрителями то разливалась персидская лава, то вдруг поле сотрясали конные когорты, ощетинившиеся длинными индийскими копьями, то распластанные белые бурки крутились, подобно плащам афганцев.

Внезапно эти белые бурки легли на поле, образовав заснеженное озеро, на котором разыгралась сеча. Кони, точно подкошенные, повалились вокруг воображаемого озера. А спешившиеся воины, отбегая и набегая, показывали тончайшее искусство рубки. Лязг стали смешивался с нетерпеливым ржаньем лежащих коней.

Раздались условные удары. Незримые руки вытянули из-за коней самострелы и спустили тетиву. Стаи разноцветных стрел просвистели над полем и вонзились в землю у ног княгинь, княжон и почетных азнаурок. Каждая в цвете стрелы узнала цвет ленты, которой она наградила своего витязя.

Русудан с улыбкой выдернула из земли оранжевую стрелу и, словно меч, вложила ее за пояс.

Народ рукоплескал. Летели цветы, ложась ковром на поле. Рукоплескали и князья, стараясь скрыть досаду: их войска продолжали стоять недвижимо, - они не были обучены новым приемам боя.