Олег Большаков - История Халифата. Том 2. Эпоха великих завоеваний, 633—656

Конечно, Умар не был столь всеведущ, как рисует его мусульманская историческая традиция, но, несомненно, обладал необходимой для главы государства способностью воспринимать новое и применять его на деле. Главным источником сведений, нами еще недостаточно оцененным, были советчики халифа из завоеванных стран, как его мавали, так и свободные, приезжавшие в Медину со своими жалобами и просьбами. Например, восстановление канала Траяна явно должно было быть кем-то подсказано. Что-то извлекал он и из бесед с людьми, возвращавшимися из дальних походов. Ближайшее окружение, Али, Усман, Абдаррахман б. Ауф, которые во всех рассказах о принятии Умаром важных решений играют решающую роль, в действительности вряд ли лучше его ориентировались в новой обстановке.

В любом случае решающее слово оставалось за халифом. На нем лежала ответственность принять новое в жизни общины, не упомянутое в Коране и отсутствовавшее в практике пророка. И он не боялся давать распоряжения, расходившиеся с решениями Мухаммада, и даже отменял последние. Так, в нарушение решений Мухаммада он выселил в 20/641 г. евреев из Хайбара, Фадака, Тайма и Вади-л-Кура, разделив земли оазисов между мусульманами. В случае с Хайбаром был формальный повод: его жители ночью напали и ранили Абдаллаха, сына Умара, который приехал туда «по делам», скорее всего — выколачивать арендную плату [+4]. В других случаях никакой повод не упоминается, кроме желания Умара выполнить предсмертный завет Мухаммада — сделать Аравию чисто мусульманской. Только этим можно объяснить переселение евреев и христиан Наджрана в район Куфы в нарушение договора, подписанного самим пророком; правда; за недвижимость, оставленную ими в Наджране, Умар заплатил, а землю в Саваде предоставил бесплатно [+5].

Не останавливался Умар и перед отменой земельных дарений, сделанных Мухаммадом, если хозяин не обрабатывал эту землю.

Характерно для умонастроения мусульманского общества того времени, что ни одно из этих решений не воспринималось как прегрешение и нарушение воли пророка. Очевидно, еще было живо представление о том, что Мухаммад — обычный человек и его решения, принятые помимо откровения, могут, как решения обычного правителя, быть исправлены.

Первые два-три года особых сложностей с управлением государством не возникало: как и при Абу Бакре, всю добычу, поступавшую в Медину, халиф делил поровну между мединцами, кому-то мог дать больше, а кто-то из верхушки сам прихватывал лишнее. Войска за пределами Аравии находились в буквальном смысле слова на подножном корму и не требовали ничего, кроме посылки подкреплений, пока они еще были малочисленны перед лицом противника, более того, они сами обеспечивали своих сородичей в Медине, посылая пятую часть добычи.

Затруднения возникли, когда завоеванные территории настолько увеличились, что значительную часть войск пришлось оставлять для гарнизонной службы, а следовательно, лишать ее возможности получать долю добычи. Практика ведения военных действий, подкрепленная разъяснениями Умара, допускала получение добычи подразделениями, которые были отряжены для операций по обеспечению победы, но в бою непосредственно не участвовали: дальняя разведка, фланговое охранение и даже подкрепления, не успевшие подойти к исходу сражения, но прибывшие до погребения убитых, имели право на получение добычи. Но это не касалось тех, кто не был так или иначе связан с конкретным сражением.

Конечно, наместники как-то обеспечивали их из налогов, поступавших согласно договорам, но здесь уже начинается область доброй воли и произвола наместников.

Огромные размеры завоеванных земель поставили перед завоевателями трудную задачу их освоения. Существовал простой и привычный способ: все разделить между участниками завоевания. Такие мысли у многих, несомненно, возникали. По свидетельству арабских источников, на разделе завоеванных земель настаивали участники завоевания Савада, Сирии и Египта. Приводятся различные версии, кто был главным ходатаем за этот раздел и кто возражал [+6]. Выявить истину здесь невозможно, ясно только, что противники раздела находились в Медине, это была верхушка общины, которая с разделом всего в провинциях лишилась бы своих доходов.

Умар аргументировал запрещение раздела земли ссылкой на Коран: «И те, которые придут после них, скажут: «Господи наш! Прости нас и братьев наших, которые были раньше нас в вере, и не вложи в сердца наши ненависть к тем, кто уверовал» (LIX, 10/10), поясняя при этом: «Аллах сделал тех, кто придет после вас, совладельцами этой общей собственности (фай’), а если я разделю ее, то не достанется ничего тем кто после вас» [+7].

Завоеватели хотели разделить не только земли, но и всех крестьян, сидевших на земле. После взятия ал-Мадаина победители собирались разделить между собой 30000 крестьянских семей, живших за Тигром, — по три семьи на каждого. Умар решительно запретил. «Оставь крестьян как они есть, — писал он Са’ду, — кроме тех, кто воевал или бежал от тебя к врагам, а ты его захватил». Далее Умар пояснил, что в раздел поступают только земли бежавших землевладельцев [+8]. Проявлением той же политики было возвращение на родину мирных жителей, плененных в Балхибе и Султайсе [+9]. Известно также о разделе земель Ахваза сразу после его завоевания, отмененном Умаром, который, по всей видимости, сопровождался временным порабощением населения [+10].

Далее мы вступаем в область фискальной теории мусульманского права, основательно запутанную усилиями юристов VIII в., пытавшихся построить стройную систему обоснования права государства взимать налоги с земли. По их мнению, поскольку «земля принадлежит Аллаху и он дает ее в наследие, кому пожелает из своих рабов» (VII, 128/125), то фактом завоевания Аллах возвращает (афа’a) землю мусульманам, которая становится коллективной собственностью (фай’) всей общины, олицетворенной в государстве [+11]. Оставляя прежним владельцам завоеванную землю в пользование, государство получает с них поземельный налог, харадж, и этим реализует свое право собственника. Юрист конца VIII в. Абу Йусуф так и объяснял ар-Рашиду: «А что касается фай’а, о повелитель верующих, то это по-нашему — харадж, харадж с земли» [+12]. Отсюда следовало и обратное — все земли, с которых платят харадж, являются собственностью государства [+13].

Конечно, при Умаре эта казуистическая теория еще не родилась или не была сформулирована столь четко [+14]. Неискушенные в правовой теории, участники завоеваний не могли не видеть очевидную разницу между взиманием дани с завоеванных областей и получением дохода с земельной собственности, будь она коллективной или частной. На это определенно указывает фраза из письма Умара Амру б. ал-Асу, в котором предлагалось вернуть земли контам, плененным под Александрией: «Не следует превращать их земли в фай’, а жителей превращать в рабов» [+15], - следовательно, Умар не считал, как Абу Йусуф полтора века спустя, что все земли, с которых платят харадж, суть фай’. Расхождение с общепринятым мнением юристов VIII–IХ вв. — лучшее доказательство подлинности письма (хотя бы и в пересказе).