Сергей Утченко - Древний Рим

В это время римским императором был провозглашён Диоклетиан. Сын вольноотпущенника — далматинца, он начал свою службу в армии простым солдатом, но дошёл до высших чинов. Малообразованный, но энергичный и жестокий, он казался человеком, который мог навести «порядок» в интересах знати. Своим помощником и соправителем он назначил Максимиана, своего старого боевого товарища, тоже выдвинувшегося из рядовых солдат. Ему Диоклетиан поручил подавить восстание багаудов в Галлии и агонистиков в Африке.

Начал Максимиан с Галлии. Не доверяя стоявшим там солдатам, которые набирались из местных жителей, сочувствовавших багаудам, он спешно вызвал войска с Востока. Но так как и среди них было много людей, не желавших выступать против повстанцев, то только жесточайшими мерами Максимиан сумел укрепить дисциплину в войсках. Он провёл несколько децимаций. Так называлась казнь по жребию каждого десятого солдата.

На Галлию были обрушены страшные преследования. Деревни, заподозренные в сочувствии багаудам, предавались огню и мечу. Одновременно в римских лагерях истреблялись сотни «ненадёжных солдат».

Наконец, Максимиан решился встретиться с армией восставших. Произошло несколько сражений. Багауды были разбиты и отступили в свою крепость. Долго пришлось осаждать её Максимиану, но наконец она была взята. Максимиан казнил всех, кого ему удалось захватить, сжёг все жилища и разрушил укрепления. Но полностью подавить это движение ему не удалось.

Из Галлии Максимиан двинулся против африканских борцов. В Африке ему тоже пришлось выдержать нелёгкую борьбу. Под ударами римских войск повстанцы отступали всё дальше, в горы Атласа. Здесь, укрывшись за неприступными скалами, они с отчаянным мужеством защищали каждую пядь земли.

Несколько лет длилась кровопролитная борьба. Но силы были неравными. Армия Максимиана была хорошо обучена и вооружена. Богатые землевладельцы из окрестных городов и сёл в изобилии снабжали её продовольствием. Повстанцы же были отрезаны от внешнего мира и лишены помощи. Шаг за шагом Максимиан теснил их всё дальше, пока не были захвачены последние убежища повстанцев и перебиты их защитники.

Богатые и знатные торжествовали победу. Они сплотились вокруг Диоклетиана и Максимиана. Они готовы были признать императоров самодержавными властителями и даже земными богами. В напыщенных похвальных речах сравнивали они Диоклетиана с Юпитером и Геркулесом.

Расправа с повстанцами была свирепой. Тысячи были перебиты или отданы в рабство. Но в народе чтили их память, и через несколько десятилетий крестьяне, колоны и рабы Африки и Галлии снова поднялись на борьбу.

Окончив пятилетнее обучение в знаменитой школе права, в финикийском городе Берите, молодой Аристофан заехал в родной город повидаться с семьёй и отдохнуть перед поступлением на обещанную ему должность в одной из столичных канцелярий.

Дома его встретили радостно. Немало хлопот и расходов на взятки и подарки стоило его отцу разрешение отправить юношу для учения. Зато теперь он на верном пути. Императорская служба избавляла его от необходимости наследовать отцовское звание члена городского совета — звание куриала, как такие люди теперь назывались. Эта завидная и почётная некогда должность стала теперь тяжёлым бременем.

Родные и друзья, собравшиеся приветствовать и поздравить Аристофана, не могли скрыть зависти к его удаче. Наперебой рассказывали они печальные городские новости. Император Константин совсем разорил горожан. Тех из них, кто были побогаче и могли бы помочь родным городам выплачивать наложенные на них подати, он причислил к сословию сенаторов. Сенаторы же ничем не были обязаны городам, а вносили подати за свои земли прямое казну. Он даровал христианам свободу вероисповедания, и сам обратился к христианской религии. Под влиянием христиан он стал закрывать самые богатые храмы старых богов. Имущество храмов, которым раньше распоряжались городские советы — курии, он забирал в казну. Теперь в куриях были всё больше люди среднего достатка или вовсе бедные. И всё — таки они должны были отвечать своим имуществом за своевременное поступление и доставку в императорские склады зерна, масла, овощей, сена, солдатского обмундирования, причитавшегося с города и его округи. За те пять лет, что Аристофан был в отсутствии, многих товарищей его отца по курии постигли беды, о которых он теперь узнавал от гостей.

— Помнишь Евагрия? — рассказывал один. — В прошлом году он попал в число десяти куриалов, обязанных собирать налог. Но что они могли сделать, когда половина городских земель не обработана, жившие на них крестьяне, разорённые податями и повинностями, разбежались, а оставшиеся так бедны, что, даже продав в рабство их детей, нельзя было выручить причитающиеся с них подати. Когда наступил срок платежа, оказалось, что налог не собран. Сборщики явились к Евагрию и его сотоварищам, конфисковали их имущество, жестоко высекли и бросили в тюрьму. Месяц назад Евагрий умер там, не выдержав жизни в тесной, душной темнице, переполненной беглыми рабами и колонами, заподозренными в сочувствии разбойникам.

— Пожалуй, это всё — таки лучше, чем то, что случилось с Гесихием, — вмешался другой гость. — Его дед и отец были арендаторами — колонами в имении, принадлежавшем семье Аврелия Пакатиана, который теперь стал сенатором. Гесихия не привлекало земледелие: он обучился ювелирному искусству и перебрался в город. Вскоре он разбогател, открыл свою мастерскую и был зачислен в курию. Теперь, как ты знаешь, при нашей бедности, мы рады и богатым ремесленникам, хотя когда — то членами городских советов могли быть только землевладельцы.

И вдруг император Константин по желанию богачей, которым всегда недостаёт работников на их огромных землях, издаёт закон, согласно которому беглый колон должен быть закован в цепи и возвращён в то имение, где он родился. В это время умер отец Гесихия.

Хотя Гесихий уже двадцать лет жил в городе, Пакатиан заявил; что он его беглый колон и обязан обрабатывать оставшийся после отца участок. Его хватают, заковывают в кандалы и отводят в имение Пакатиана. Вот это действительно ужасная судьба! Ведь старая пословица говорит, что рабство хуже смерти, а колону теперь часто приходится ещё хуже и тяжелее, чем раньше рабу.

— Пожалуй, умнее всех поступил Макорий, — сказал дядя Аристофана. — Когда его не приняли в солдаты и приказали вернуться в родной город и стать куриалом вместо умершего отца, он просто сбежал. Говорят, он долго скитался, пока, наконец, не набрёл на поселившихся в пустыне монахов. Он примкнул к ним. Теперь, когда христиане в чести, монахов не трогают и к ним бегут все, кому жизнь стала невыносима — колоны, прикреплённые к императорским мастерским, ремесленники, сыновья отставных солдат, которые обязаны продолжать службу отцов в армии, куриалы. Правда, тяжело отрекаться от веры предков, но теперь ведь может выдвинуться только тот, кто вслед за императором стал исповедовать христианство.