Е Громов - Николай Губенко - Режиссер и актер

Впрочем, актерам в кинематографе едва ли при всех обстоятельств (и чтобы они не говорили) ближе Станиславский, чем Брехт, хотя в кино и учитывается его опыт, особенно в абсурдистской драме, в фильмах-притчах, в эксцентричных комедиях и т.п. Но главным все же, что блистательно доказывает опыт лучших и отечественных, и голливудских фильмов, остается игра с возможно полным перевоплощением в персонажа, личностное переживание (вживание) его судьбы и характера. Актерская работа по Брехту требует акцентированного отстранения ("очуждения") от героя, как бы представление его публики, которой предлагается сугубо самостоятельно вынести о нем умозаключение. Впрочем, самостоятельность эта относительная. Яркий и обаятельный актер может так представить зрителям своего персонажа, что те его полюбят или возненавидят, как захочет того исполнитель роли. Словом, деление актеров на актеров переживания и актеров представления достаточно условно. Но такое деление, особенно в сценическом искусстве, имеет свой смысл.

Губенко сочетал в себе актера обоих типов, но больше на сцене склонялся ко второму. И связывал свое будущее не только с кинематографическим, но и театральным поприщем. Для него спектакль по Брехту явился просто подарком, праздником души.

Зигфрид Кун поручил Николаю центральную и самую ответственную роль, на которой держался весь спектакль, - главаря гангстерской шайки Артуро Уи, то есть, в сущности, Адольфа Гитлера. Пьеса представляла собой грандиозный памфлет на кровавую историю восхождения фюрера к вершинам власти. Но внешне выглядело дело так, что речь идет не о нацистском вожде, а некоем свирепом бандите.

Молодой актер безгранично увлекся предложенной ему работой. Велась она в тесном контакте с режиссером. "Мы создавали, - отмечал Губенко, - в роли хорошо высчитанный рисунок. Это было трудно, утомительно, но мне это было интересно. (Вообще интересна тяжелая работа!)"9. В роли Артуро Уи актер добивался и добился теснейшего сочетания строгого расчета, тщательной продуманности каждой мизансцены, каждого своего движения и мимики со свободно льющейся импровизацией по ходу спектакля.

Помню, будто это было вчера, свое потрясение, полную завороженность от увиденного на сцене актового зала ВГИКа. На лицах актеров были нарисованные гротесковые маски, сплошь черно-белые с красной широкой полосою губ. Маска Губенко, при всей своей шаржированности, удивительно точно передавала облик фашистского главаря. Страшный, зловещий облик, в котором, однако, просвечивало нечто клоунское. Дерзкая пластичность внешнего рисунка, необыкновенная легкость движений, за которой ощущался огромный напор творческой энергии, магнетически притягивал зрителя к Губенко - Артуро-Уи Гитлеру. В сатирическо-обличительном ключе актер развенчивал и вышучивал всю убогость, никчемность своего персонажа, нисколько, однако, не приуменьшая его социальной опасности как носителя дьявольского зла и беспредельной жестокости.

"Не преуменьшая", пожалуй, не то слово. Губенко вкладывал в создаваемый на наших глазах сценический образ свою с измальства выстраданную ненависть к фашизму, который отнял у него отца и мать и обрек на сиротское детство. Отталкиваясь, по-видимому, от сугубо личных чувств и воспоминаний, актер уверенно шел к масштабным социальным обобщения. Он обличал не только гангстера Артуро Уи, не только персонально Адольфа Гитлера, но и всех диктаторов сразу.

Успех спектакля был феноменален. Его на "ура" приняла максималистски требовательная вгиковская аудитория, о нем с восхищением заговорили в театральных кругах. Губенко были ими замечен и отмечен уже сложившийся и перспективный актер остро характерного плана. Лестными были и отзывы в прессе. "Очень интересно, - писала "Советская культура", - играет Артуро Уи (читай - Адольфа Гитлера) Н. Губенко. Губенко использует удачно найденную интонацию, особое голосоведение, переходящее в истерический визг, нелепую танцующую походку, еще увеличивающую его сходство с "дергунчиком". Он смешон. Так по страшному смешны бывают сатирические персонажи Салтыкова-Щедрина. И он опасен, как выпущенный на свободу буйно помешанные"10.

***

Актерским дебютом Губенко в столице явилась театральная роль, пусть и на студенческой сцене. Но рядом и даже раньше должна была бы находиться другая - экранная. Совсем еще зеленого студента, Колю пригласил на свой фильм тогда молодой, но уже известный кинорежиссер Марлен Хуциев. Это был тот самый знаменитый фильм, который в пух и прах разнес Никита Сергеевич Хрущев, - "Застава Ильича", законченный производством в 1961 году, но увидевший свет, в усеченном виде, три года спустя под псевдонимом "Мне двадцать лет". Там Губенко с блеском сыграл одну из ведущих ролей рабочего паренька Колю Фокина, своего сверстника.

Эстетически эта роль, в сущности, является почти полной противоположностью театральным поискам молодого актера. Никакой эксцентрики, острой характерности, резкой условности. Перед Губенко, по его собственным словам, стояла творческая задача "создать полную иллюзию живого человека... Я есть я: вот такой парень, мой ровесник, с моим лицом, с моими движениями, с моими движениями и моими реакциями на все. Это, конечно, другой парень по обстоятельствам, в которые он попадает. Но между ними нет большой дистанции"11.

Дистанция все равно была. Студенту одного из самых элитарных вузов Москвы предлагалось играть рабочего паренька. Но, конечно, эта дистанция была гораздо меньшей, чем в роли Артуро Уи.

По режиссерско-сценарному замыслу, массовый зритель предстояло узнавать Колю Фокина сразу, как близкого и понятного современника. Вероятно, Хуциев и пригласил Губенко на данную роль именно потому, что тот внешне почти идеально соответствовал витавшему в сознании режиссера типическому образу простого русского паренька. Соответствовали этому образу и актеры В. Попов - Сергей Журавлев, и С. Любшин - Слава Костиков.

Драматургически (авторы сценария М. Хуциев и тогда еще студент ВГИКа Г. Шпаликов) более всего были разработаны характеры этих двух друзей Фокина. Образ же последнего несколько стерт, расплывчат. Так что Губенко оказался в сложном положении: ему требовалось во многом самому додумывать экранный характер. Молодой актер, с помощью режиссера, сумел нащупать психологическую "изюминку" в своем герое. С одной стороны, тот балагур, весельчак, сердцеед, по столичному бойкий, хотя и не пошлый паренек. С другой, он раздумчив, не чужд поиска смысла жизни, интеллигентен. Фокин играет на пианино, посещает художественную выставку, где ему понравились лирическо-экспрессивные работы Олега Комова. Я его неплохо знал. Талантливый, безвременно умерший скульптор, в начале шестидесятых годов он еще только входил в силу.