Сергей Виноградов - Последние исполины Российского Императорского флота

Этот раздел не относится напрямую к судьбам планов постройки в России линкоров-дредноутов третьего поколения. Однако появление его в настоящем исследовании было необходимо для оценки весьма интересного вопроса — насколько точно удалось русским морским специалистам в 1914–1916 гг. предугадать облик будущего линейного корабля, уловить основные направления его развития, правильно оценить приоритеты во многих составляющих его конструкции? В какой мере тип русского 16" линкора, определенный в проектах того периода, соответствовал мировому уровню, а также тенденциям дальнейшего развития тяжелых артиллерийских кораблей?

Оценка подхода русского флота в 1908–1914 гг. к созданию кораблей, составляющих главную ударную силу тогдашних эскадр, позволяет сделать несколько выводов. Для нас они важны потому, что тенденция, определенная в проекте «Севастополя», закрепленная в последующей серии дредноутов и существенно развитая в «Измаиле», была положена в основу «линкора 1915 г.», как называли перед началом первой мировой войны проект предполагаемых к закладке в скором будущем кораблей с 16" артиллерией.

Обращение русских морских стратегов в 1913 г. к очередному повышению калибра тяжелых линкорных орудий и выбор 16" артиллерийской системы являлись продолжением курса взятого в 1907–1909 гг. Этот курс состоял в ставке на создание наиболее мощных в артиллерийском отношении кораблей. Путь заключался как в создании наиболее мощных орудий, так и в стремлении к размещению как можно большего числа таких орудий на вновь проектируемых кораблях. Среди тяжелых артиллерийских систем одного и того же калибра, применявшихся в эру дредноутов на линкорах всех морских держав, русские орудия отличались наибольшей относительной длиной ствола и, при использовании комбинации «утяжеленный снаряд/повышенная начальная скорость» развивали наибольшую дульную энергию. Русские снаряды среди снарядов аналогичных калибров всех флотов мира были самыми тяжелыми, а масса их разрывного заряда (тринитротолуола) — самой значительной. Общая конструкция этих снарядов, определенная стандартом 1911 г. (снаряды «образца 1911 г.», с четырехкалиберным радиусом головной части и относительной длиной 3,9–4,9 клб — соответственно бронебойный и фугасный, оснащенные бронебойным наконечником и донным взрывателем) отличалась совершенством и надежностью. Уже в начале 1914 г. была выработана новая система тяжелого снаряда с удлиненной головной частью (радиусом 6 калибров) и конической запоясной частью, что позволило без приращения начальной скорости увеличить дальнобойность на 10–15 %. Эта система была принята на вооружение в 1915 г. (снаряд «образца 1915 г.») и усовершенствована в 20-е гг.

Начиная с первой же серии русских дредноутов, все последующие проекты получали по двенадцать орудий главного калибра. Это их число позволяло вести огонь четырехорудийными залпами с минимальными (10–12 секундными) интервалами, непрерывно внося поправки в автоматы стрельбы для минимизации возможности вырваться для противника из круга накрытий. Сравнение отечественных и зарубежных дредноутов аналогичных поколений показывает, что русские корабли превосходили своих современников по мощи бортового залпа в 1,2–1,5 раза. Если сюда добавить передовые методы пристрелки и контроля огня, совершенные снаряды и взрыватели, высокий уровень подготовки башенных расчетов, то картина артиллерийского превосходства русских линкоров-дредноутов над своими зарубежными современниками выглядит ощутимой.

С первого же линкора нового типа («Севастополя»), все русские дредноуты имели скорость, уже на стадии спецификации запланированную на 2–3 узла выше скорости их зарубежных аналогов, причем условие форсировки котлов на время боевого столкновения и возможность обеспечения 2–3 дополнительных узлов во время сражения оговаривалась особо. Таким образом, в бою русский дредноут должен был на 4–5 узлов превосходить своих противников, что давало возможность выбирать тактику боя — дистанцию, скорость, курсовые углы, начало и конец боевого столкновения.

Быстрое перемещение на поле боя, маневр во фланг вражеской колонне, охват, мощный артиллерийский удар с дальних дистанций — вот основные тактические приемы, определявшие конструкцию русского дредноута с самого начала. Причина, вызвавшая появление столь устойчивых взглядов на тактику лгинкора в бою, может быть объяснена двумя словами — эффект Цусимы {49} .

Конечно, подобная наступательная мощь давалась не даром. Ни один флот в то время не мог себе позволить создавать линкоры, в исчерпывающей мере сочетавшие и средства нападения, и возможности защиты. Воплощение подобных требований вызывало рост водоизмещения в 1,5–2 раза, что исключало возможность проведения соответствующих ассигнований. Поэтому при плавном, но неуклонном возрастании размеров дредноутов конструкторам и тактикам приходилось решать задачу создания наиболее эффективной, по их расчетам, системы путем тщательно продуманного выделения тех требований, которые в тот момент признавались основными. Однако было бы неправильным утверждать, что на долю броневой защиты у русских дредноутов приходились лишь остатки веса после удовлетворения превосходных требований по вооружению и скорости хода. Сами выводы, вытекающие из тактической концепции подобного линкора, давали крупный козырь для обоснования подобного, возможно, на первый взгляд не очень впечатляющего, бронирования.

Быстроходный тяжелый корабль получал одно важное преимущество, которое при выполнении определенных условий не только уравнивало его оборонительные возможности с защитными характеристиками «эскадренного» линкора, но и давало крупный тактический выигрыш. Преимущество это заключалось в том, что быстроходный линкор, используя свою более высокую скорость, мог вести намного более гибкое маневрирование в бою, навязывая выгодные для себя условия боя (курсовые углы, дистанции) своему более медлительному противнику. В условиях высокоманевренного огневого контакта, при частой смене курсов, менее тяжело бронированный корабль получал существенный выигрыш в отношении устройства его вертикального бронирования, поскольку при более острых курсовых углах противостояние брони снаряду увеличивалось пропорционально секансу этого угла. Так, устойчивость 238мм главного пояса «Измаила» при приведении противника на курсовой 45° соответствовала 336 мм брони для того же снаряда, ударившего по нормали (sc 45° = 2), а для курсового угла 30° этот эквивалент возрастал уже до 476 мм (sc 60° = 2). При этом позади бортовкой брони оставалась еще и тыльная 50мм противоосколочная переборка [196].