Сергей Перевезенцев - Тайны русской веры. От язычества к империи.

В то же время в отдельных произведениях присутствуют и попытки определить социальные причины Смуты. Так, во « Временнике » Ивана Тимофеева ( Семенова ) говорится, что виновность русского общества, помимо морального несовершенства, заключается в его « бессловесном молчании » и « самопослушании ». Иначе говоря, «Временник» указывает на подавленность и даже отсутствие общественной инициативы в делах управления и организации Российского государства. Близок к этой же точке зрения анонимный трактат « О причинах гибели царств ». А « Сказание Авраамия Палицына » еще более категорично, утверждая, что Россию погубило « безумное молчание ».

Отсутствие общественной инициативы приводит к тому, что в обществе теряется взаимопонимание — « единодушие » и « братская любовь ». Поэтому общество впадает в « самовластие » и начинается его разрушение. Необходимо отметить особое осуждение « самовластия », которое было присуще большинству произведений того времени. Выход же состоял в том, чтобы восстановить древние обычаи.

Во втором случае при определении конкретных виновников Смуты в сочинениях русских книжников появляется новый тезис в русской религиозно-философской мысли — об особой, личной ответственности русских царей за «разорение» России. Анонимный « Плач о пленении и о конечном разорении Московского государства » называет главными виновниками Смуты всех русских царей . В трактате « О причинах гибели царств », носящем более абстрактный характер, большая часть повествования посвящена осмыслению ответственности царей за разрушение своего государства.

Вполне естественно, что тезис об ответственности царей требовал и конкретного наполнения. Так в отечественной религиозно-философской мысли появляется еще одна новая тема — роль личности в истории . В таких произведениях, как « Временник » Ивана Тимофеева ( Семенова ), « Летописная книга » Семена Шаховского , « Словеса дней, и царей, и святителей московских » Ивана Хворостинина , можно встретить не только рассуждения о роли того или иного русского правителя или церковно-политического деятеля, но и найти их психологические портреты . Причем в большинстве случаев характеристики деятелей Смуты были далеки от парадных портретов или лишь грозных обличений. Наоборот, они отличались разнообразием и многосторонностью, ибо русские книжники пытались определить меру добра и зла в каждом из своих героев.

Рассуждения о личной виновности русских царей приводили к тому, что в сознании многих русских людей начала XVII века начал разрушаться образ «русского царя» как истинного Помазанника Божиего, который является посредником в общении русского народа и Российского государства с Господом .

«Несчастливое» царствование Бориса Годунова, обернувшееся сменой царей и множеством самозванцев, привело к тому, что понятие «царь» в той или иной степени утратило свою сакральность, свое религиозно-мистическое значение, а само царское звание стало доступно любому, кто захотел бы его получить. И недаром все помыслы и русских мыслителей, и русского народа в период Смуты состояли в том, чтобы вновь обрести истинного царя — Помазанника Божиего, который вернет России милость Божию и восстановит в государстве порядок.

Если в русской религиозно-философской мысли начала XVII века появляются отдельные черты исторического прагматизма, то в общественном сознании, наоборот, наблюдается резкий всплеск религиозно-мистических настроений . Особенно ярко этот процесс проявился в практике знамений и видений , небывалое ранее по своей массовости явление которых произошло в Смутное время. По подсчетам современного исследователя Б. В. Кузнецова, с конца XVI по начало XVII века в различных источниках зафиксированы сообщения о 80 знамениях, и 45 эпизодах, содержащих 78 оригинальных рассказов о видениях.

Позднее в научной литературе сам факт знамений и видений оценивался по-разному — и как проявление Божественного откровения, и как чисто литературный жанр, и даже как некая политическая спекуляция на религиозных чувствах верующих людей XVII века. Однако следует иметь в виду, что для религиозно-мифологического сознания того времени, живущего в постоянном ожидании чуда, знамения и видения были вполне реальны, ибо они свидетельствовали о зримом присутствии в Русской земле милости Божией. Более того, и знамения, и в особенности видения становились катализатором конкретных исторических действий. Ведь побуждаемые Самим Богом к совершению определенных поступков люди не могли не исполнить воли Божией.

События Смутного времени сказались и на том, что в начале XVII века произошла переориентация в прославлении русских святых и чтимых икон . Заметно пошатнулось почитание некоторых ранее прославляемых общерусских святынь, не проявивших себя заступниками за Русскую землю (например святого Варлаама Хутынского, святого Александра Невского и др.). В то же время произошло массовое прославление местночтимых святых и икон , которые в трудные времена явили свои чудеса. Причем прославлялись как уже известные святые и иконы, так и новые, ранее неканонизированные. Кроме того, отдельные местночтимые святыни в тот же период времени стали почитаться как общерусские. И в этом отношении после канонизаций середины XVI века, Смутное время стало очередным этапом в процессе развития культа местночтимых святых и икон.

Одновременно устанавливаются культы новых общерусских святых . Так, уже в 1606 году, при царе Василии Шуйском, был канонизирован невинно убиенный царевич Димитрий, Угличский страстотерпец . Отдельно необходимо отметить возродившийся на новом уровне культ преподобного Макария Желтоводского и Унженского , который не только стал почитаться как общерусский святой, но и оказался небесным покровителем новой династии Романовых . А из чтимых икон характер общерусской святыни приобретает икона Казанской Божией Матери , явившая чудо окончательного освобождения Москвы от интервентов в 1612 году.

Одним из самых ярких эмоциональных откликов на бедствия, постигшие Россию в Смутное время, стал « Плач о пленении и конечном разорении Московского государства ». По мнению современных исследователей, текст «Плача» был создан летом — осенью 1612 года в одном из провинциальных городов, скорее всего в Казани. Автор «Плача» остался неизвестен.