Андрей Бугаев - День «N». Неправда Виктора Суворова

— Ну кто же, какой стратег скажет: пожалуйста, при­ходите на нашу землю и здесь будем воевать! И тем более не скажет, что к войне он не готов, а наоборот, будет утверждать, что силен и непобедим 3. Это элементарно. Так во все времена было... Не наше изобретение. Пропагандистский прием.

— Значит, это прием для пропаганды? Но ведь должна же быть и настоящая доктрина, которой предстояло руководствоваться в случае войны?

— Конечно, была, она отражена в планах нашего Генерального штаба» 4.

О настоящей доктрине и наших планах мы еще поговорим, но прежде хотелось бы отметить вот что. Что значит «пропагандистская» доктрина? До какого командно­го звена она рассчитана «на публику», а начиная с какого вступает в силу другая доктрина, реальная, возможно, по смыслу совершенно иная? Нельзя же, в самом деле, скажем, командиру дивизии разъяснить, что война будет вестись «малой кровью» и на чужой территории, а командарму, чтобы на официальную пропаганду он внимания не обращал и готовился к боям в окружении в глубоком нашем тылу? И как быть НКВД? Хватать паникеров, злонамеренно преувеличивающих силу противника, или принимать это как должное?

Конечно же, такого быть не могло. Генштаб, особенно после Финской, после прихода Тимошенко и Жукова занимался реальным планированием. Но и от наступательной, во многом дутой доктрины отказаться было уже невозможно, военное строительство осуществлялось именно в соответствии с ней. И попробовал бы кто поставить ее под сомнение. В лучшем случае, его ждало обвинение в трусости. В худшем - лагеря. Отсюда и многие наши беды, и неоправданные действия.

Связь развалилась после отхода? А мы что, разве до­пускали саму возможность отступления и бомбежки уз­лов связи?

Укрепленные районы, аэродромы, армейские склады обрадовались у самой границы? Попробовал бы кто обратить на это внимание. Что, товарищ, предлагаете строить в глубине, заранее отдать врагу советскую территорию, пытаетесь, осуществляя коварный замысел, оставить Красную Армию без боеприпасов?

Демонтировали старые укрепрайоны, а новые вооружать не спешили? Так не век же мы собирались отсаживаться на границе.

«Ишачки» и «бэтушки» 5для этой войны не годились? А не подрывают ли подобные мысли веру советского народа в силу и мощь РККА? Да и не в них дело, сокрушающий удар будет нанесен «всей мощью», а что она такое — секрет!

Как видим, все объясняется куда проще, и вовсе не обуславливает подготовку превентивного удара.

Наступательная военная доктрина отчасти повлияла на военное строительство, но это вовсе не значит, что Сталин собирался ударить первым. Войска на границе не зарылись в землю, но из этого не следует, что они готовились наступать. Высказывания отдельных советских военачальников действительно носили агрессивный характер, но они и не могли быть иными.

С реальными военными планами ничего общего-это не имело...

Стараясь обосновать наше превосходство, В. Суворов не упускает случая раскритиковать стратегическую концепцию вермахта. В частности, он пишет: «...каждый, кто удосужился прочитать план «Барбаросса», знает, что ничего более глупого во всей человеческой истории придумано не было. Наступать по двум расходящимся направлениям — это тот самый признак, по которому в советских штабах выявляли дураков. Давали задачку-ле­тучку: вот — мы, вот — противник, наступай. Тот, у кого на карте стрелки в две разные стороны расползались, о карьере оператора мог не мечтать...

А по плану «Барбаросса» — стрелки в три разных на­правления разошлись. Это удар растопыренными пальцами. Это верх идиотизма» 6.

Позволю себе ответить словами А. Митяева. Давая оценки плану «Барбаросса», он пишет: «...почему же, придавая такое значение Москве, фашистские войска не бросятся на нее всеми силами? Почему они одновременно начнут еще наступление на Ленинград и Киев? Зачем им нужно растягивать войска по огромному фронту — от Баренцева моря до моря Черного?

План «Барбаросса» предусматривает удар трезубцем, а не удар штыком потому, что на северо-западе и на юго-западе страны стоят сильные группировки советских войск; клин немецких армий, направленных на Москву, подвергнется нашему удару во фланги и тыл...» 7

Да, немцы прежде всего обеспечивали фланги глав­ной, ударной, центральной группировки, нацеленной на быстрое окружение и уничтожение Западного фронта. И то, что параллельно им удалось вести успешные наступательные действия на других направлениях, лишь подчеркивает, насколько вермахт на первых порах был сильнее.

В. Суворов утверждает, что Гитлер напал на СССР, поставленный Сталиным в безвыходное положение, от отчаяния, без малейших якобы шансов на успех.

Напротив, главная ошибка его в том и заключается, что он не рассматривал Советский Союз как серьезного противника, не принимал в расчет специфики нашего государства и не допускал, чтобы после первых серьезных неудач, после страшных потерь сила сопротивления только лишь возрастет. «...Если мы недооценили имевшийся у вермахта опыт ведения современной войны, то немецко-фашистские высшие штабы и сам Гитлер чрез­мерно переоценили этот опыт и сочли, что он вполне достаточен, чтобы разбить любого противника» 8.

Но что же мы? В СССР армия всегда являлась предметом особой заботы властей. На военное строительство - денег не жалели. Если учесть, что страна имела безграничные людские и природные ресурсы, развитую промышленную базу, давние военные традиции, стоит ли удивляться, что ко второй половине тридцатых Красная Армия переживала период своего расцвета. Устоявшийся костяк командных кадров, наличие командиров всех степеней, отдавших службе до двух десятков лет, имевших опыт боев с сильным противником, обеспечивал гармоничное, поступательное развитие вооруженных сил. Крепкая школа, блестящий профессорско-преподавательский состав предопределили то, что советская военной стратегия занимала передовые рубежи. В те годы в Советском Союзе впервые была подробно рассмотрена теория «глубокой операции», затрагивались вопросы применения танковых соединений для развития прорыва, проблемы взаимодействия стрелковых подразделений с танками и авиацией. Однако в какой-то момент Сталин посчитал, что крепкие, уверенные в себе, пользующиеся авторитетом в войсках командиры представляют для него лично определенную угрозу.

Страшный разгром, пик которого пришелся на 37-й год, поверг армию и народ в состояние шока. Катастрофические потери понесла и военная наука. Однако не

менее страшным было и то, что теперь объективно оценивать происходящее и делать самостоятельные выводы было уже невозможно.