Олег Трубачев - История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

Прибалт.-словинск. bjalka ‘женщина’, кашуб. bjalka ‘женщина, жена’, польск. диал. bialiczka, bialeczka то же, устар. bialoglowa ‘женщина’ (букв.: ‘белоголовая’) — названия замужней женщины по белому головному убору [789].

Ст.-слав. посестрие ‘uxor’; польск. диал. roba ‘взрослая женщина’, ‘жена’, ‘неряха’, ср. также roba ‘свинья’, ср. roba 1. ‘взрослая женщина’, 2. ‘жена’ в переходных восточноляшских диалектах [790], сербск. љуба ‘die Gattin, conjux’.

Из балтийских названий ср. литовск. mote, moteris ‘женщина’ — преобразованное старое название матери, moteriske ‘женщина’, формально — притяжательное производное с суффиксом −isk- , ср. чешск. zenska — zena и др.; латышск. sieva ‘жена’ < *kei-u- , ср. др.-в.-нем. hiwo ‘супруг’, лат. civis ‘гражданин’ [791]; менее распространенные литовск. gulova (только в народных песнях) ‘жена’, как и gulovas ‘супруг’ — к guleti ‘лежать’, antravada ‘вторая жена’ [792].

Из более интересных местных названий других индоевропейских языков ср. лат. femina ‘женщина’, от *dhē- ‘кормить грудью’ с суффиксом медиопассива −meno-/mno [793]и тохарск. В tlai ‘женщина’, производное на −l- от того же корня [794]; нем. Weib , герм. *wiba ‘жена, женщина’, как полагают [795], — первоначально отглагольное название действия wiba < wёban ‘прясть, ткать’ с переходом nom. actionis > nom. agentis (ср. также средний род Weib) , причем *wiba сначала значило ‘ткачиха, служанка’, затем — ‘женщина’ и ‘жена’.

Слав. vьdova: ст.-слав. вьдова ‘χήρα, vidua’, вьдовица то же, др.-сербск. вьдова, въдовица , др.-русск. въдова, вьдова ‘vidua’, въдовица, въдовичии, въдовичьныи, въдовующии, въдовыи, въдовъствие, въдовьство , русск. вдова, вдбвая, вдовый , укр. вдова, удова, вдовиця, удовиця, вдовиченко ‘сын вдовы’, польск. wdowa , диал. gdowa , прибалт.-словинск. vdoufka, vdouka ‘вдова’, н.-луж. hudowa , в.-луж. wudowa, wudowc ‘вдовец’, чешск. vdova , словацк. vdova, vdovica, bdova, gdova , словенск. vdova, vdovica , сербск. удовица, удов ‘вдовый’, болг. вдовица.

Это общеславянское слово прекрасно сохранилось во всех славянских языках [796].

Слав. vьdova — слово, видимо, еще общеиндоевропейское, оно имеет ряд тождественных форм в других индоевропейских языках и выясненную этимологию. Правда, следует заметить, что это слово по сути дела неизвестно балтийским языкам, за исключением др.-прусск. widdewu ‘вдова’, и Р. Траутман, предполагающий балто-славянскую форму *uidaua ‘вдова’ [797], фактически демонстрирует отсутствие ее в балтийском. Литовский язык не знает этого индоевропейского слова, причем соответствующий термин выражен в нем не каким-либо поздним словом, а другим древним индоевропейским корнем, о котором — ниже. Рефлекс индоевропейского гетеросиллабического *-eu- в др.-прусск. widdewu является несколько необычным: ожидалось бы балт. −av- слав. −ov- ( vьdova ) [798]. Заимствование из славянского (польского) [799], однако, формально маловероятно. А. Бецценбергер видел в знаке долготы след первоначального ударения на окончании: widdezvu = русск. вдова [800]. Сочетание −ov- в слав. vьdova является существенной фонетической особенностью слова и развилось из и.-е. *eu- в гетеросиллабическом положении [801], перед гласным заднего ряда.

Итак, слав. vьdova непосредственно восходит к форме *videua. Сравнение последней формы с готск. widuwo ‘χήρα’ [802]указывает на общую для обоих древнюю форму *uidheua , ср. санскр. vidhava то же [803]и греч. ήίθεος ‘холостой, холостая’. Кроме этих слов, сюда же относятся лат. vidua ‘вдова’, алб. е ve ‘вдова’ [804]. В хеттском языке отмечена форма sal udati ( sal utati-) ‘вдова’, которую И. Фридрих относит к лат. vidua и родственным [805].

Этимология *uidheua была выдвинута в свое время Р. Ротом [806]и одобрена Б. Дельбрюком [807]: санскр. vidh-ava < *vidh- ‘быть пустым, недоставать’, лат. viduus , ср. греч.ήίθεος ‘холостой, холостая’. Эта этимология получила широкое признание. Некоторый дополнительный материал предлагает И. Зубатый [808], обративший внимание на ст.-слав. въдавати в значении ‘κενουν, evacuare’ в Хронике Манассии (при обычном его значении ‘dare, давать’), которое, по его мнению, связано с лат. uidua, viduare , а с давати сближено по народной этимологии. Сюда же, несомненно, принадлежит этимологически литовск. vidus ‘внутренность’, внутренность дома’ < ‘полость, пустое пространство’. Для подкрепления морфологической связи этих слов важно отметить u- основу литовск. vidu-s , род. п. vidau-s , вин. и. vidu и то, что слав. vьdovа , и.-е. *uidheua представляют собой −а- производные женского рода именно от древней u- основы: *uidheu-a (и.-е. *uidkeu-: *uidhu- , ср. литовск. vidu-s ). Следы этой древней u- основы сохраняются в производном названии вдовы в виде и.-е. *еи и его рефлексов.

Ударение слав. vьdova , русск. вдова , является результатом специально балто-славянских перемещений ударения, согласно закону Фортунатова — де Соссюра. О циркумфлексной интонации предпоследнего слога позволяет нам говорить с уверенностью литовск. vidu-s , род. п. vidau-s с циркумфлексной долготой дифтонга, которая объясняет метатонию, проходившую обычным образом: *vidau-a >*vidava t слав. vьdova , русск. вдова. Вместе с тем передвижения старого ударения в индоевропейском слове определенно свидетельствовали об ощущении «мотивированного», производного характера и.-е. *uidheuā [809].

Недавно высказывалось лингвистически аргументированное мнение о преимущественном отражении индоевропейскими терминами родства эпохи матриархата (Дж. Томсон, А. В. Исаченко). При матриархате не было еще потребности в таком термине, как ‘вдова’, поскольку смерть мужа (= одного из мужей) на положении женщины никак не отражалась: она оставалась женой братьев умершего [810]. Обозначение вдовы сделалось актуальным при парном браке. Таким образом, *uidheuā- последний общеиндоевропейский термин — был одновременно новым термином, созданным отцовской семьей [811]. Такое название женщины могло возникнуть в условиях расцвета патриархата, ср. четкое указание на то, что жена лишилась мужа. Развивая далее мысль А. В. Исаченко о том, что ‘вдова’ — последний общий термин перед разделением индоевропейцев, можно заключить, что индоевропейская общность (ибо только общность могла создать такой единый однозначный термин) длилась до расцвета патриархата включительно.

Возникшая возможность специально обозначать женщину в данном положении не предполагала обязательного стереотипного обозначения во всех индоевропейских диалектах. Более того, в отдельных диалектах общеиндоевропейский словарный материал использовался по-своему, вследствие чего образовались синонимы. Именно такое положение дела можно предположить для балтийского. Так, литовский язык, сохранивший древнее и исключительно ценное для истории слав. vьdova слово vidus , сам так и не воспользовался им, уже имея другое древнее название вдовы — nasle.