Иса Гусейнов - Судный день

Так вызрел гнев к Ильдрыму Баязиду, и когда гонец из Самарканда принес весть что на основании вестей из Багдада мовлана Махмуд казнен, а над дервишами и мюридами учинена жестокая расправа, Тимур, понял, что истинный виновник гибели хуруфитов и самый страшный их враг и есть румский султан Ильдрым Баязид, и гнев против него превратился в неистребимую ненависть. Всю зиму он питал нутро свое этой ненавистью, и оно у него вновь окаменело. С наступлением же весны, послав гонцов к султану Фараджу в Багдад с угрозой наказать казнью, если он выпустит на волю Кара Юсифа и султана Ахмеда, и заручившись его твредым обещанием не допустить этого, Тимур пошел в Армению, подошел к городу Ерзинган, осадил его, а спустя несколько дней послал в город посла с обещанием не проливать ни капли крови, если ему откроют городские ворота, наведут мосты через глубокие рвы и созовут всех жителей на переговоры. Когда же ерзинганские ворота открылись и армия вступила в город, Тимур молча указал кнутом на вышедшие к нему толпы и на рвы.

"Ты обещал не проливать крови!" - сказали ему.

"Я не отступаюсь от своего обещания. Закопайте живьем", - ответил он.

Он стоял и смотрел, как, подобно навозным жукам, копошатся во рву эти существа, называемые людьми, и ничего, кроме ненависти и страстного желания устрашить мир, не чувствовал. И после того, как рвы были засыпаны землей и сровнены с землей, он, не взглянув и краем глаза на богатые дары горожан, разложенные на лужайке, приказал привести жену нечестивца, то есть правителя Ерзингана, и уединился с ней в шатре, но, выпив целый бурдюк вина и не уняв дикой головной боли, не притронулся к женщине, слава о нежной красоте которой достигала Самарканда, а наутро, едва поднявшись с тахты, приказал выступать в поход на Сивас, самую сильно укрепленную крепость Баязида. Мощными камнеметами он разрушил крепость, оставив погибать под ее обломками воинов и жителей, и, услыхав, что Баязид, объезжавший в это время подвластные ему страны, собирая ха-радж, срочно повернул в сторону крепости Сивас, Тимур, не объясняя никому своих намерений, ускакал со своей армией по горам в сторону Кахетии. Так скакали они, сменяя часто коней, неделю, после чего Тимур так же неожиданно приказал спускаться на равнину. Баязид, погнавшийся было за ним и не настигший, решил, что Тимур ударился в бегство, но, спустившись с усталой армией в Анкару, увидел, что Тимур со своей армией давно занял под городом боевые позиции и отдыхает в ожидании боя. В этом бою Тимур одержал самую большую свою победу, которая принесла ему мировую славу. Но мир не знал, что после великой победы повелитель впервые ощутил себя побежденным, ибо снова оказался лицом к лицу со страшной силой, твердившей: "Я есмь бог"! Он не сомневался, что после казни мовланы Махмуда и расправы с хуруфитами могучие ремесленные общины, составлявшие основное население его обширной державы, выйдут из повиновения и держава его рассыплется. И причиной всему был лютый враг, которого по его приказанию везли в клетке и который, как ни издевался над ним Тимур, не терял присутствия духа и единственным своим глазом смотрел на него, как ястреб, но однажды, когда услышал, что его молодая красивая жена тоже во вражеском плену, потерял самообладание и, изо всей силы ударившись головой о железные прутья клетки, покончил с собой.

По сведениям летописцев, Тимур, загнав в степи Тохтамыша, покончив с Ильдрымом Баязидом, добившись ареста Кара Юсифа Каракоюнлу и султана Ахмеда Джелаири и освободившись таким образом от всех своих врагов на громадном пространстве от Двуречья до Рума и от Рума до Багдада, тем не менее пребывал в дурном настрония и предощущении близкой катастрофы, и причиной тому были батиниты - подпольщики, которым в державе его не было счету. Поэтому, вернувшись в Самарканд, он созвал под сень густого сада своих сановных сеидов и сказал им следующие слова: "Я умер. Распространите по царству весть о том, что я умер". После чего велел эмирам: "А вам предоставляю полную власть расправиться со всеми, кто, услышав о моей смерти, взбунтуется".

Так Тимур в последний раз распорядился учинить всеобщий погром. Сам он, по свидетельству личного раба арабского пленника, написавшего о последних днях его жизни, был так угнетен и болен, что не в состоянии был поднять отяжелевших век. Спустя некоторое время он повторил свое повеление сеидам и эмирам, всю ночь после того пил вино, на рассвете же, сев с помощью стремянного в седло и держа в одной руке повод, а в другой чашу с вином, отправился в поход на Китай.

Вскоре вновь - уже в третий раз - разнеслась весть о его смерти, и эта весть уже не была ложной.

Зимой тысяча четыреста пятого года тело его в золотом гробу везли с китайской дороги в Самарканд. Но в это же время из Самарканда им навстречу выехала группа придворных во главе с Мираншахом, и она везла с собой черный деревянный гроб. Мираншах приказал переложить мертвое тело из золотого в деревянный гроб, укрыть его во дворце и никому не показывать. Подданные беспрекословно выполнили приказание Мираншаха, но тайны черного гроба не уберегли, и спустя несколько дней вокруг него, установленного во дворе, произошла короткая схватка, в которой оказались перебиты обе встретившиеся в пути группы; ходили слухи, что из гроба доносятся стоны.

Ко дворцу Гюлистан по широкой и длинной улице, разделяющей надвое Самарканд, потекли толпы ремесленного люда с требованием: "Стоны из гроба это стоны замученных и угнанных в рабство людей. Отпустите изгнанников - и стоны прекратятся".

И так как люди, запеленавшие собственными руками в саван едва живого пьяного старика, который с чашей вина в руке шел походом на Китай, и положившие его в гроб, теперь уже сами были осуждены на вечное молчание, то требование все прибывающих толп обуяло ужасом и околдовало дворец. Среди околдованных, несомненно, нашлись бы такие кто знал и имел смелость сказать, что Мираншах был связан с батинитами, которые требовали освобождения пленников и не только сказать, но и, подняв крышку гроба, показать как мертвец изодрал свой саван, и тем рассеять колдовство. Но в гробу лежал бог войны, творец всемирных погромов и кровопролитии, и ужас перед ним не дал никому шевельнуться. И никто не стал мешать, когда стражники открыли ворота поселении, где за толстыми высокими стенами под открытым небом рабы на протяжении долгих лет изготовляли для армии Тимура мечи, щиты, кольчуги, пики, и они, постаревшие и изможденные от голода, тоски, унижений, проливая счастливые слезы, растворились в массе городских ремесленников. По городу прошел слух, что стоны в гробу прекратились и так завершилась судьба Дива.

Спустя год после его смерти, в тысяча четыреста шестом году, под покровом темной ночи в самую лютую пору нахичеванской зимы с того берега Аракса привезли гроб и опустили его в землю рядом с могилой шейха Хорасана. Пройдут годы и один из нахичеванских мюридов Фазла построит над могилой его гробницу, но во избежание разрушения святого места напишет на ней лишь два слова: "Шейх Хорасан" и никто кроме хуруфитов, не будет знать, что в гробнице, в изножье могилы отца, лежит старшая его дочь, избранница и наследница его духа, ибо это ее тело привезли в темную зимнюю ночь спустя год после смерти Тимура. Узнав о смерти Дива ране Юсиф начал спешно готовить восстание, посылая одного за другим гонцов в Багдад к султану Фар.аджу с вестями для его почетных узников Кара Юснфа Каракоюнлу и султана Ахмеда Джелаири и в Шемаху к Высокоименитому и Амину Махраму, и одновременно с откровенной и неразумной неуемностью, вооружать мюридов в Тебризе. Фатьма огласившая День Фазла с высокого минарета мечети была пронзена в грудь стрелой тимурида карательного отряда и тотчас умерла.