Жорж Бордонов - Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке

«О, сколько соединенных сердец разорвалось от скорби, сколько вырвалось вздохов, пролилось слез, исторглось стонов… Прощаясь, муж объявлял жене точный срок своего возвращения, уверяя ее, что, если жив будет, вновь увидит свою страну и ее саму через три года, препоручая ее заботам Всевышнего, нежно целуя ее и обещая ей вернуться. Но она, не надеясь более свидеться с ним, убитая горем, не в силах стоять на ногах, почти бездыханная падала на землю, оплакивая милого друга, словно тот уже был мертв, хотя теряла его живым. А тот, словно человек, не знавший чувства жалости (хотя жалость и переполняла его сердце), выказывая твердость и крепость духа, удалялся, оставаясь внешне безучастным к слезам своей супруги, детей и друзей».

Кто хочет получить законченное и углубленное представление о реальном умонастроении крестоносцев, узнать, из какого теста они обычно лепились и что в них скрывалось под экзальтацией, впечатляющими жертвами и военными подвигами, понять их скрытую драму, тот должен внимательно присмотреться к надгробию, сохранившемуся в церкви кордельеров в Нанси [1] Его муляж можно видеть в Музее французской скульптуры в Париже, в Пале-де-Шайё. , на котором изображены лежащими в обнимку старый Гуго де Водемон и его жена Аделин. Еще больше, чем свидетельство монаха Фульхерия, эта скульптура потрясает нас своей простотой, своей достоверностью. Гуго отправился в Крестовый поход, на войну, прихватив с собой своих крепких лошадей и оруженосцев. И он тоже обещал своей супруге Аделин возвратиться через три года. Шел год за годом, все его товарищи вернулись домой, не принеся о нем никаких вестей. Считали, что его уже нет в живых. Однако по прошествии четырнадцати лет он объявился, но не воинственным сеньором, а мирным паломником, живущим подаянием, передвигающимся пешком, ценой огромных страданий. После долгих размышлений Гуго сделался противником насилия и не помышлял ни о чем более, кроме как о простой милости — возвратиться на родную землю, к своей жене! По смерти обоих супругов сельский ремесленник высек их двойное изображение из куска местного грубого камня. Он — в потрепанном и дырявом облачении паломника, в неважной шапке с наушниками, в износившихся от долгой ходьбы башмаках, с сумой и посохом. Она — в длинной монашеской сутане, с волосами, заплетенными, как у девушки, в косы (трогательная деталь!), выбивающиеся из-под накрахмаленного чепчика. Они тесно прижались друг к другу, крепко обнявшись, как это делали при жизни, руки на плечах, руки на торсе. Короче говоря, гениальный художник увековечил самый момент их встречи после долгой разлуки. Узнавая друг друга в конце долгого пути, находя не увядшей великую нежность, которую они не переставали испытывать друг к другу, несмотря на разлуку и терзания, а может быть, как раз по причине этого, они точно слились в единое тело, не в силах более расстаться, оторваться друг от друга. Именно эти мысли и чувства внушает грубый резец. Стойкая и нежная душа крестоносца обнажается и трепещет в крупицах этого камня. Нет послания более многозначительного, более неистового в братской любви среди тех, что нам оставили Средние века.

Как и следовало ожидать, Крестовый поход бедноты, предшествовавший собственно 1-му Крестовому походу, закончился истреблением огромного отряда пеших бедняков под предводительством Петра Пустынника и рыцаря Вальтера Голяка. На следующий, 1097 год начался Крестовый поход рыцарства, выступившего в путь по четырем маршрутам в соответствии с местами сбора: Готфрид Бульонский двигался через Венгрию и Болгарию; Роберт Фландрский — через Альпы и Италию; Раймунд Тулузский, граф Сен-Жиль, как его именуют хронисты, — через Италию, Далмацию, Албанию и Салоники; Боэмунд Тарентский и его племянник Танкред двинулись морем. Соединение этих четырех армий сильно беспокоило византийского императора Алексея Комнина, тем более что поход бедноты оставил после себя гнетущие воспоминания. Распри между франкскими [2] Франками в Византии называли всех выходцев из Западной Европы (прим. пер.). баронами и василевсом с самого начала создали климат взаимного недоверия, что имело роковые последствия. Но как бы то ни было, крестоносцы сумели дойти до Антиохии, капитулировавшей перед ними в 1098 году. Затем, преодолев долину Оронта, они проследовали в Яффу, пройдя близ Триполи, а 15 июля 1099 года приступом взяли Иерусалим. После этого крестоносцы избрали Готфрида Бульонского королем Иерусалима, но тот отказался надеть золотую корону в краях, где Христос был увенчан терновым венцом. Он лишь согласился принять смиренный титул «защитника Гроба Господня». Затем, завершив свое дело, большинство крестоносцев возвратились в Европу. Ни уговоры проповедников, ни обещания великолепных фьефов не смогли удержать их. Защитник Гроба Господня остался в своих владениях с тремя сотнями рыцарей и несколькими тысячами пеших воинов — горстка добровольцев перед лицом мусульман, к счастью для франков, расколотых на враждебные группировки и еще не осознавших, что те пришли для ведения священной войны. Во главе этого небольшого войска Готфрид, выигрывая одно сражение за другим, сумел присоединить к своим владениям Галилею и Иудею и создать княжество Тивериадское, которое препоручил заботам Танкреда Тарентского. Дядя последнего утвердился в княжестве Антиохийском, а Бодуэн Булонский, брат Готфрида Бульонского, держал расположенное несколько севернее графство Эдесское. Спустя год и три дня после своего вступления в Святой город Готфрид умер, изнуренный воистину нечеловеческим напряжением всех своих сил. И тогда Бодуэн Булонский направился в Иерусалим, отказавшись от своего графства Эдесского в пользу кузена Бодуэна Бургского. Туда он прибыл в конце года, подвергшись в пути крайним опасностям. На Рождество новый правитель был коронован.

В течение всех восемнадцати лет своего правления Бодуэн I непрерывно вел войны. Воспользовавшись соперничеством между правившими в Каире Фатимидами и Сельджукидами Дамаска, он занял Арзуф, Кесарию, Акру, Бейрут и Сидон, оккупировал Трансиорданию, возведя там замок Монреаль, и стал продвигаться по направлению к Красному морю, перерезав большой караванный путь в Мекку. В то же самое время он отразил четыре натиска турок на государства крестоносцев. К северу от Иерусалимского королевства граф Сен-Жиль овладел Тортосой и Библосом, а затем Триполи.

Но период завоеваний подходил к концу. Вплоть до смерти Бодуэна I крестоносцы шли от победы к победе, приводя противника в состояние оцепенения. Вдохновленные верой, убежденные в справедливости своей войны, презирая смерть, они, как сообщает Фульхерий Шартрский, идя в бой, издавали клич: «Христос жив, Христос царит, Христос повелевает!» Однако уже Бодуэн II, отказавшийся от своего графства Эдесского в пользу Жослена де Куртене, мог лишь с трудом поддерживать безопасность своего королевства, несмотря на талант и мужество, коими он не уступал своим предшественникам. Ему едва удалось спасти княжество Антиохийское, но из-за недостатка средств пришлось отказаться от осады Дамаска. Арабы же тем временем собрались с силами и также перешли к ведению священной войны. Отныне нехватка людей непрестанно парализовывала инициативу франков, создавая для них трагическую ситуацию в случае поражения и не позволяя им в полной мере воспользоваться своими победами. Преследование побежденного противника вдали от своих укрепленных пунктов грозило обернуться для них, а нередко и оборачивалось, фатальным исходом. Бодуэн II, превосходно анализируя ситуацию, с одной стороны, прилагал усилия для укоренения франков на Святой Земле, а с другой — старался посеять раздор среди мусульман, попеременно применяя приемы войны и дипломатии. Однако все его усилия позволили только укрепить рубежи маленького королевства, стабилизировать хрупкие результаты завоевания. И все же обстановка оставалась столь неспокойной, что и сам он однажды во время охоты был захвачен в плен. Можно представить себе, какому риску подвергались простые люди, паломниками направлявшиеся в Иерусалим из какого-нибудь портового города! Местность, по которой проходили маршруты паломников, была наводнена грабителями и убийцами.