Иоганн Архенгольц фон - История морских разбойников

— Хорошо, я принимаю твое предложение и хочу, — прошептал он, — чтобы неприятель оставил несколько убитых на месте битвы…

И он поразил острием копья несколько фигурок, ударяя других тупым концом.

Маленькие солдаты немедленно упали на доску без движения, а другие перемешались и поражали друг друга.

Так как Эль-Хаджи-Мехеми слишком углубился в свое занятие, то Ибрагим взял у него из рук копьецо и попросил послать отряд войска на дорогу к Музайяху.

Слуги алжирского паши возвратились через несколько часов и донесли, что 3000 кебилов конных и пеших подошли к самому городу Блидаху, но что панический страх вдруг овладел предводителями и войском и что, потеряв много людей в замешательстве непонятного бегства, они быстро отступили в горы.

При этом известии Эль-Хаджи-Мехеми не мог скрыть своей радости и предложил египетскому чародею богатейшие подарки.

— Теперь, — сказал он с гордостью, — я могу воевать со всеми народами на свете, и нет во всех четырех странах мира полководца, который мог бы скрыть от меня движения своей армии! О, мудрый сын Абу-Агиба, ты, который сделал меня обладателем такого чудесного талисмана, проси у покровителя Алжира воинственного половину его сокровищ — она твоя!

— Оставь у себя сокровища свои, — отвечал маг, — желания человека моих лет очень ограниченны. Дай мне только небольшую сумму, необходимую на незначительное увеличение моего скромного убежища, и все желания мои будут удовлетворены.

— Ты обладаешь духом истинного мудреца, — возразил Эль-Хаджи-Мехеми, весьма довольный умеренностью Ибрагима, — то, что едва удовлетворило бы желаниям других людей, в твоих глазах не имеет никакой цены, но истинная, непоколебимая дружба моя постарается быть признательной тебе в других случаях.

Тотчас было дано повеление хазену-арджи, хранителю народной казны, послать в жилище астролога лучших работников и не щадить ничего для удовлетворения малейших желаний спасителя Алжира.

Ибрагим-бен-Абу-Агиб приказал иссечь в граните несколько келий, сообщавшихся с пещерой, украсить их блестящими материями и роскошными диванами с горами самых мягких подушек, покрытых дамасскими тканями.

— Я стар и хил, — говаривал он часто, — и не могу более по- прежнему спать на жестком ложе, нельзя же не позволить себе в мои лета некоторых небольших удобств.

Когда жилище его было обмеблировано прилично, по его вкусу, он приказал иссечь купальню, снабженную всеми принадлежностями восточной роскоши и неги и говорил, тщательно надзирая за работами: «Ароматные ванны почти необходимы старикам, чтобы смягчить несколько члены, иссушенные летами, и успокоить болезненную тревогу мозга, измученного долговременным учением».

Так как кельи, прибавленные к первоначальному жилищу его, не освещались наружным светом, то он приказал развесить в них серебряные и хрустальные лампы, которые питались сами собой посредством масла, приготовлению которого научила его «книга пирамид» и которое горело не сгорая с амиантовой светильней, распространяя восхитительный запах.

— Увы, — говорил он, — лучи солнца вредны для глаз бедного ученого, проведшего в пещерах жизнь в размышлениях, подвергаясь всем ненастьям. Слабый свет этих ламп дозволит старому Ибрагиму продолжать еще несколько времени розыскания, которым он посвятил себя для блага человечества!..

А между тем, несмотря на скромность и самоотвержение, которыми хвалился египетский чародей, отделка его кельи стоила огромных сумм. Казнохранитель Эль-Хаджи-Мехеми, видя беспрерывное истощение сокровищницы, только с заметным неудовольствием выплачивал суммы, которых каждодневно требовали у него художники, работники и поставщики. Наконец, он решился представить своему повелителю подробный счет этим издержкам, итог которых простирался почти до баснословной суммы.

Алжирского пашу неприятно поразила огромность сумм, которых стоили скромные желания его друга-астролога, но он отвечал хазену-арджи: «Я обязался перед этим человеком своим словом и должен сносить, чего уже переменить нельзя. Притом же, город Алжир, защищенный отныне против всякого покушения врагов, вдесятеро вознаградит в короткое время морскими набегами суммы, взятые из казнохранилища для обеспечения его блеска и будущности. Кроме того, скажу тебе по доверенности, под печатью молчания, что ученый Ибрагим намерен создать в моих владениях совершенно сходную копию чудесной внутренности египетских пирамид, и я полагаю, что, по истечении еще нескольких дней, ему не останется желать ничего более».

— Дай-то Бог! — возразил хазен-арджи. — И да соделает пророк, чтобы этот мудрый египтянин, так искусно овладевший полной твоей доверенностью, не был ненасытимой пиявкой на горле алжирцев.

Сбылось то, что предвидел Эль-Хаджи-Мехеми. Убежище чародея вмещало в себя все, что находится самого драгоценного во дворцах величайших государей. Однажды явился он к казнохранителю и сказал ему с улыбкой: «Теперь, любезнейший, все мои желания об успокоении исполнились, я живой похороню себя в своем милом уединении и посвящу наукам последние дни свои. Не требую более никакой прибавки великолепия, но желал бы добыть безделицу, которая развлекала бы меня среди важных занятий».

— Да исполнятся все твои желания, — отвечал, кланяясь до земли, казнохранитель, — ибо такова воля моего государя, чтобы тебе не было отказано ни в чем, а я только раб его, который обязан повиноваться каждому, кто приобрел его благорасположение.

— Итак, — продолжал мудрец, — мне хотелось бы иметь несколько танцовщиц, прелестных во всех отношениях.

— Танцовщиц! — воскликнул казнохранитель, пораженный изумлением, услышав желание, так мало сообразное с привычками человека, посвятившего себя созерцанию и сношениям с высшими существами.

— Да, танцовщиц, — холодно отвечал Ибрагим, — впрочем, да не покажется тебе трудным исполнение этой прихоти, уверяю тебя, что на первое время мне достаточно весьма небольшого числа хорошеньких девушек. Вкус мой очень прост, я люблю созерцать великого зиждителя вселенной в его прекраснейших созданиях. Притом же, тебе известно, что вид юности и красоты возрождает утраченные силы стариков.

И в этом отношении исполнили желание почтенного друга алжирского паши, и в продолжение долгих дней, которые он проводил в своем кудиат-эль-сабунском убежище в совершенном затворничестве, Эль-Хаджи-Мехеми навещал его каждый раз, когда серебряный всадник обращался в ту или другую сторону, и поражал врагов множеством столь же легких побед, какова была первая. Игра эта до того полюбилась наконец поседевшему в боях воину, что он часто оскорблял своих соседей в долине и в горах. Вскоре все племена алжирской территории, ужасаясь беспрерывных неудач, бывших всегда и везде результатом внезапного панического страха, решили, что Эль-Хаджи-Мехеми находится под покровительством сверхъестественной силы и решились лучше переносить его притеснения, чем увеличивать свое бедственное положение бесполезным сопротивлением. В продолжение нескольких месяцев, серебряный всадник оставался неподвижен, обратив лицо к Алжиру в знак мира, и вся страна, казалось, наслаждалась спокойствием, которого, по-видимому, никто не осмеливался нарушить, и старый паша начинал уже скучать своим бездействием, когда всадник вдруг пришел в движение, опустил копье наперевес и обратился лицом на оранскую дорогу.