Геннадий Левицкий - Гай Юлий Цезарь. Злом обретенное бессмертие

Плутарх пишет:

…когда он поручил себя заботам Цицерона и всех прочих, кто ненавидел Антония, и через них начал располагать в свою пользу сенат, меж тем как сам старался приобрести благосклонность народа и собирал в Рим старых воинов из их поселений, — Антоний испугался и, устроив встречу с Цезарем на Капитолии, примирился с ним.

Союз с молодым Гаем Юлием Цезарем (наследник принял имя усыновившего его отца; в 27 году юный император принял титул Август) Антонию пришлось оплачивать кровью близких родственников: он принес в жертву Луция Цезаря — своего дядю по матери. За это он получил право на убийство величайшего оратора, Цицерона, изрядно ему насолившего. Здесь Антоний дал волю своим страстям.

Цицерону Антоний приказал отсечь голову и правую руку, которой оратор писал свои речи против него. Ему доставили эту добычу, и он глядел на нее, счастливый, и долго смеялся от радости, а потом, наглядевшись, велел выставить на форуме, на ораторском возвышении. Он — то думал, что глумится над умершим, но скорее, на глазах у всех, оскорблял Судьбу и позорил свою власть!

Были объявлены вне закона и казнены триста виднейших граждан, новый Цезарь, стремясь не повторить судьбы приемного отца, превзошел его жестокостью. Целые роды выкашивались под корень: к началу императорского периода осталось существовать не более пятидесяти патрицианских семейств. В связи с тем что было некому отправлять жреческие культы, обслуживаемые исключительно знатным сословием, Октавиан перевел несколько плебейских фамилий в разряд патрициев.

Неторопливо, но уверенно Октавиан прибирал Рим к своим рукам. Он довольно неудачно сражался с Брутом и Кассием и даже в первом сражении вынужден был спасаться бегством. Победу принесло другое крыло войска, которым командовал Марк Антоний. Что ж, Октавиан умел загребать жар чужими руками.

Светоний свидетельствует:

Тем не менее после победы он не выказал никакой мягкости: голову Брута он отправил в Рим, чтобы бросить ее к ногам статуи Цезаря, а вымещая свою ярость на самых знатных пленниках, он еще и осыпал их бранью. Так, когда кто — то униженно просил не лишать его тело погребения, он ответил:

— Об этом позаботятся птицы!

Двум другим, отцу и сыну, просившим о пощаде, он приказал решить жребием или игрою на пальцах, кому остаться в живых, и потом смотрел, как оба они погибли — отец поддался сыну и был казнен, а сын после этого сам покончил с собой.

И еще один пример изощренной жестокости нового Цезаря описывает Светоний.

После взятия Перузия он казнил множество пленных. Всех, кто пытался молить о пощаде или оправдываться, он обрывал тремя словами:

— Ты должен умереть!

Некоторые пишут, будто он отобрал из сдавшихся триста человек всех сословий и в иды марта у алтаря в честь божественного Юлия перебил их, как жертвенный скот. Были и такие, которые утверждали, что он умышленно довел дело до войны, чтобы его тайные враги и все, кто шел за ним из страха и против воли, воспользовались возможностью примкнуть к Антонию и выдали себя, и чтобы он мог, разгромив их, из конфискованных имуществ выплатить ветеранам обещанные награды.

Новый диктатор был слишком умен, чтобы быть добрым. Власть, которую приемный отец приобрел насилием, он предпочитал и удерживать с помощью того же средства, разбавляя его лишь коварством.

После смерти первого пожизненного диктатора целых 14 лет (44–30 годы до н. э.) полыхала новая гражданская война, и новое поколение римлян несло свои головы на ее алтарь. По наследству передавались не фамильные реликвии, но любовь, судьба и смерть.

В конце очередной кровавой эпопеи погибнет от собственного меча Марк Антоний, унаследовавший от Цезаря, пожалуй, лишь одну реальную вещь — роковую любовь к египетской царице Клеопатре. И царственная любовница двух самых могущественных римлян предпочла укус змеи позору в триумфальном шествии Октавиана.

Новый Цезарь некоторое время размышлял: как поступить с Цезарионом — сыном Клеопатры и его приемного отца. Размышлял недолго; сводного брата он приказал умертвить, посчитав, что два Цезаря на земле — это слишком много. Так обратился в прах последний человек, в жилах которого текла кровь героя нашего повествования.

Дети Марка Порция Катона оказались достойными его имени. Сын самого решительного защитника республики, по словам Плутарха, был человеком легкомысленным и чересчур падким на женскую прелесть.

Однако всю эту дурную славу он зачеркнул и стер своей смертью. Он сражался при Филиппах за свободу против Цезаря и Антония и, когда боевой строй уже дрогнул, не пожелал ни бежать, ни вообще скрываться, но пал, бросая врагам вызов, громко крича им свое имя и ободряя товарищей, оставшихся с ним рядом, так что даже противник не мог не восхищаться его отвагой.

Трагична и судьба дочери Катона — Порции. Она была замужем за Марком Брутом и участвовала в заговоре, который имел целью убийство Цезаря. Когда женщина получила весть, что муж погиб при Филиппах, то решила, что и ей жить больше незачем. Никто из друзей не соглашался помочь Порции уйти вслед за мужем. Тогда достойная дочь Катона выхватила из огня раскаленный уголь, «проглотила его, крепко стиснула зубы и умерла, так и не разжав рта».

Сын Тита Лабиена — Квинт — после поражения Брута и Кассия перешел на службу к злейшим врагам римлян — парфянам. Он даже был назначен наместником Месопотамии, но вскоре погиб в сражении с полководцем Марка Антония.

И снова воевали Цезарь с Помпеем. Октавиану, принявшему имя диктатора, немало хлопот доставил младший сын Помпея — Секст. Он долгое время скрывался в горах Испании и даже вел успешную партизанскую войну, после того как Цезарь отпраздновал свои триумфы, в том числе и Испанский. Смерть диктатора от кинжалов заговорщиков вселила надежду Сексту, что он сможет вернуться в Рим и прекратить жизнь скитальца. Не тут — то было! Молодой наследник диктатора включил Секста в список лиц, подлежащих уничтожению, как причастных к убийству «отца отечества». Хотя последний сын Помпея был далеко от Италии и Рима в миг, когда Брут и Кассий в памятный день 15 марта 44 года до н. э. подняли предательские кинжалы.

Октавиан тысячу раз пожалел, что столь небрежно обошелся с последним сыном Гнея Помпея Великого. Обиженный Секст заключил соглашение с пиратами и с их помощью занял Сицилию, а затем Сардинию и Корсику. К нему бежали оставшиеся после разгрома в Испании и Африке помпеянцы, на Сицилии нашли теплый прием попавшие в проскрипционные списки и потерпевшие поражение единомышленники Брута и Кассия. Принимал на службу молодой Помпей и рабов; «так много рабов бежало в то время, — рассказывает Дион Кассий, — что девы — весталки приносили жертвы, чтобы их бегство прекратилось».