Наум Синдаловский - Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах

Николай I, лицемерно взявший на себя «отеческую» роль по отношению к поэту, не раз настоятельно советовал Пушкину бросить картежную игру, говоря при этом: «Она тебя портит».

– «Напротив, ваше величество, – будто бы ответил Пушкин, – карты меня спасают от хандры». – «Но что же после этого твоя поэзия?» – спросил император. «Она служит мне средством к уплате моих карточных долгов, ваше величество».

Возможно, Пушкин был не вполне искренен. С одной стороны, картежная игра полностью и безраздельно им завладевала, с другой – он часто страдал от этого и морально, и физически. Многие пользовались его страстью в своих корыстных целях. Существует легенда, что известное путешествие в Арзрум было тщательно спланировано петербургскими карточными шулерами. Пушкину отводилась «роль „свадебного генерала“, приманки, на которую можно было приглашать цвет местного дворянства». Остальное было делом шулерской техники.

С легкой руки Федора-Американца в петербургскую речь вошло выражение из картежного обихода «убить время». Однажды, как об этом рассказывает легенда, двое игроков – известный композитор Алябьев и некто Времев – были посажены под стражу за очень крупную игру. На языке картежников Алябьев «убил карту Времева на 60 000 рублей». В свете все поголовно начали повторять придуманный Толстым каламбур: «И как вы убивали время?»

Так или иначе, по мнению аристократической салонной молвы, ссылка на юг вырвала поэта из порочного круга растленных холостяков и спасла его от карт, куртизанок и даже, как мы уже говорили, от смерти.

Иначе думали о причинах ссылки поэта в народе. Вот как об этом рассказывали в 1930-х годах старики, деды которых были современниками Пушкина. Приводим их рассказы в записи О. В. Ломан.

Шестидесятилетняя старушка из села Петровского Аксинья Андреева:

«Царя Пушкин не любил. Еще учился он, и вот на экзамене, или на балу где, или на смотре где, уж я точно не знаю, – подошел к нему царь, да и погладил по голове: „Молодец, – говорит, – Пушкин, хорошо стихи сочиняешь“. А Пушкин скосился так и говорит: „Я не пес, гладь свою собаку“».

Семидесятилетний старик из деревни Дорохово Григорий Ефимович Кононов:

«Дед мой был ровесник Пушкина и знал его хорошо. Вот перескажу вам его слово, за что Пушкина к нам сослали. Ходили они раз с государем. Шли по коридору. Электричества тогда не было, один фонарь висит. Царь и говорит Пушкину, а придворных много вокруг: „Пушкин, скажи не думавши слово!“ А Пушкин не побоялся, что царь, и говорит: „Нашего царя повесил бы вместо фонаря“. Вот царь рассердился и выслал его за это».

Ермолай Васильевич Васильев, 78 лет, из деревни Заворово: «На всяком господском собрании осмеивал Пушкин господ. Сердились они на него за это. Стали ему последнее место отводить за столом, а он все равно всех осмеет. И уж крадком стали от него господа собрания делать. А он придет незваный, сядет на свое последнее место и всех-то всех в стихах высмеет! Вот и решили от него избавиться – в ссылку сослать».

После ссылки Пушкин впервые приехал в Петербург в 1827 году. Этому предшествовали московские события сентября 1826 года. В Москве проходила торжественная коронация Николая I, на которую император вызвал Пушкина. Там он собирался объявить поэту прощение и чуть ли не личную дружбу. Если верить легенде, Пушкин готовился передать царю стихотворение, точное содержание которого неизвестно и которое условно можно назвать «Убийце гнусному». Во всяком случае, один из известных вариантов этого стихотворения имеет такие стихи:

где загадочные буквы «у.г.» можно трактовать как «убийце гнусному».

Пушкин и сам вроде бы собирался в декабре 1825 года в Петербург. Кто знает, возможно, оказался бы и на Сенатской площади. Весть о смерти Александра I пришла в Михайловское 10 декабря. Пушкин хорошо помнил, что самовольный выезд из Михайловского ему категорически воспрещен. Но кто вспомнит об этом в сумятице траурных дней, думалось поэту. Он велит срочно закладывать сани и едет в соседнюю деревню проститься с друзьями. И тут вдруг дорогу коню перебегает заяц, что всегда на Руси считалось дурным знаком. Суеверный Пушкин в смутной тревоге возвращается домой, и тут его застает известие, что его слуга неожиданно заболел белой горячкой. Пушкин приказывает ехать другому слуге, но цепь загадочных предвестий на этом не обрывается. Едва сани трогаются с места, как прямо в воротах появляется священник, который пришел специально проститься с барином. Пушкин вспоминает, что неожиданная встреча со священником по русским обычаям так же грозит несчастьем. Вконец расстроенный поэт возвращается домой и велит распрягать коней. Поездка в Петербург не состоялась. Не состоялась и встреча с друзьями, будущими декабристами. Пушкин об этом хорошо помнил, направляясь на встречу с царем. Кто знает, чем обезоружил его император. Искренностью? Волей? Величием? Один из остроумнейших людей Петербурга, младший современник Пушкина по поэтическому цеху Федор Иванович Тютчев, чьи тонкие наблюдения становились достоянием фольклора, едва успев слететь с его уст, однажды заметил о Николае I: «По внешности он великий человек». Как бы то ни было, легендарное стихотворение Николаю I Пушкин не вручил, и нам остается только гадать, как сложилась бы судьба поэта, случись все по-другому.

Между тем до трагической развязки, приведшей к гибели поэта в январе 1837 года, судьба отпустила ему еще десять лет. Существует давняя и устойчивая легенда о том, что первым звеном в катастрофической цепи событий, окончившихся дуэлью и смертью Пушкина, был Николай I, который как главный помещик страны использовал старинное право первой ночи по отношению к Наталье Николаевне, молодой красавице-провинциалке, ставшей женой поэта.

Следует оговориться, что современное отечественное пушкиноведение решительно отрицает факт, будто бы легший в основу легенды. К такому выводу литературоведческая наука пришла в результате многих десятилетий трудных поисков и счастливых находок, отчаянных схваток между оппонентами и логических умозаключений. С трудом удалось преодолеть многолетнюю инерцию общественного мышления, заклеймившего Наталью Николаевну на всех этапах всеобуча – от школьных учебников до научных монографий. Было. И это «было» пересмотру не подлежало. Науке с юридической скрупулезностью пришлось анализировать свидетельские показания давно умерших современников Пушкина, оставивших тысячи дневниковых страниц и писем, устраивать свидетелям «очные ставки» и перекрестные допросы, чтобы выявить противоречия в их показаниях, извлекать из небытия улики и факты, дабы на Суде Истории был, наконец, вынесен справедливый и окончательный приговор: НЕ БЫЛО.