Наум Синдаловский - Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах

На самом деле Арина Родионовна похоронена не на Большеохтинском кладбище, а на Смоленском. Но и на Смоленском кладбище, оказывается, место захоронения знаменитой няни поэта не установлено. Мемориальная доска с Большеохтинского кладбища ныне хранится в Литературном музее Пушкинского дома.

К началу 1830-х годов практически закончился самый блестящий период петербургского зодчества – период классицизма, одним из наиболее ярких представителей которого был К. И. Росси, первый в мировой практике строивший не отдельные дома, усадьбы или дворцы, а целый город, улицы и площади которого составляли единый архитектурный ансамбль. За свою долгую творческую жизнь он спроектировал и принял участие в строительстве тринадцати площадей и двенадцати улиц Петербурга. Не случайно само явление классицизма в архитектуре Петербурга связывают с именем этого поистине великого зодчего. Ставшая расхожей фраза о том, что «классицизм вошел в Петербург через Арку Главного штаба и вышел из Петербурга через Арку Сената и Синода», имеет непосредственное отношение к Карлу Росси: оба сооружения возведены им.

Первым крупным заказом Росси в Петербурге был архитектурный ансамбль Елагина острова, среди построек которого – изящный павильон Пристань. Говорят, при его проектировании был предусмотрен подземный зал для собраний масонского кружка, который будто посоветовал сделать известный авантюрист граф Калиостро, гостивший в то время в Петербурге. В этот секретный зал будто бы вел подземный ход, по которому можно было явиться на собрание прямо из Елагина дворца, не выходя на улицу.

О Росси, смелом в расчетах и решительном в применении инженерных новшеств, ходили легенды. Существует предание, что Николай I, узнав об использовании чугунных перекрытий при строительстве Александринского театра, решил приостановить работы. Тогда возмущенный Росси, ручаясь за прочность перекрытий, якобы попросил царя повесить его на стропилах театра, если свод обрушится. Говорили, что только на этих условиях император разрешил продолжить строительство.

По окончании строительства Александринского театра благодарная дирекция императорских театров предоставила зодчему в безвозмездное пользование театральную ложу. Однако, испытывая постоянные денежные затруднения, он постоянно эту ложу продавал. Однажды, как рассказывает одна театральная легенда, в ложе сошлись люди разных социальных слоев – купец и дворянин. Произошла крупная ссора, чуть ли не сорвавшая спектакль. Ложу у Росси отобрали.

Рядом с Александринским театром вдоль Невского проспекта вплоть до Аничкова дворца простирался сад, отделенный от проспекта низкой невыразительной оградой. В 1817–1818 годах Росси по углам сада со стороны современного сквера возводит два изящных павильона, до сих пор носящих его имя, а со стороны Невского проспекта устанавливает новую чугунную ограду в виде классических чередующихся копий. Между тем в Петербурге были уверены, что решетка Аничкова сада сделана по рисунку прусского короля Фридриха Вильгельма III, побывавшего в то время в русской столице.

В 1819–1829 годах Росси создает грандиозный ансамбль Дворцовой площади, которая ранее со стороны Мойки была застроена жилыми домами, не соответствовавшими имперскому значению политического центра столицы. На месте жилых домов Росси возводит два протяженных здания, где разместились Главный штаб и два министерства – иностранных дел и финансов. Оба здания объединены аркой, которой Росси придал триумфальный характер – колесница Славы и фигуры воинов, созданные по моделям скульпторов С. С. Пименова и В. И. Демут-Малиновского, олицетворяли славу России, победившей в войне 1812 года. Когда строительство арки завершилось, Николай I, как и в уже известном нам случае с перекрытиями Александринского театра, согласно легенде, будто бы сказал архитектору: «Иностранные специалисты думают, что арка должна упасть». Росси поднялся на арку и сказал императору: «Если она упадет, я готов упасть вместе с нею».

Еще одно предание рассказывает, как однажды было обнаружено, что у лошадей на арке Главного штаба пропали хвосты. О том, что «хвосты или части хвостов оказались не из бронзы, а жестяными», по воспоминаниям К. А. Скальковского, даже писали во всех петербургских газетах того времени, на что, кстати, не поступило ни одного официального опровержения. В столице поговаривали, что хвосты просто украли.

Не обошлось и без традиционной для фольклора темы загадочного сна. Садовый павильон с пристанью, построенный Росси на берегу Мойки в Михайловском саду, на месте так называемых Золотых хором Екатерины I, говорят, впервые привиделся зодчему во сне.

В декабре 1850 года в Петербурге появился первый постоянный мост через Неву. До этого для связи с Васильевским островом, Петербургской и Выборгской сторонами горожане пользовались наплавными, плашкоутными мостами. Они наводились ранней весной и к ледоставу разбирались. Первый постоянный Благовещенский мост проектировал и строил выпускник Института путей сообщения инженер Станислав Валерианович Кербедз. Начав сооружение моста в чине капитана, он закончил его в генеральском звании, на что добродушно отреагировал городской фольклор. Рассказывали, что Николай I, понимая трудность и необычность строительства моста, распорядился повышать Кербедза в чине за возведение каждого нового пролета. Узнав об этом, Кербедз, согласно легенде, пересмотрел проект и увеличил количество пролетов.

В 1841 году перестраивается знаменитый Аничков мост, до того представлявший собой знакомую нам композицию с четырьмя романтическими башнями наподобие Чернышева или Старо-Калинкина мостов. По одним источникам, каменные башни закрывали собой вид на перестроенное Андреяном Захаровым Адмиралтейство и потому якобы не устраивали петербуржцев; по другим – мост был узок, а громоздкие башни мешали все возраставшему движению конных экипажей по Невскому проспекту. Так или иначе, судьба поэтических башен, задача которых сводилась к тому, чтобы укрывать подъемные механизмы разводного пролета, была решена.

По предложению Петра Карловича Клодта – замечательного петербургского скульптора-анималиста на западных устоях моста установили две конные группы, изготовленные им первоначально для пристани у Академии художеств. Чуть позже, на восточных устоях, Клодт поставил две гипсовые, тонированные под бронзу копии бронзовых групп. Через год их собирались заменить бронзовыми. Однако когда копии были отлиты и уже готовы к установке, их, по указанию Николая I, отправили за границу, в подарок прусскому королю. Клодт выполнил новые отливки, но и их вывозят за границу, на этот раз – в подарок неаполитанскому королю.