Николай Каролидес - 100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

Роман запретили и за подрыв религиозных идей — также согласно Уставу от 1828 года. Несмотря на то, что роман прохристианский, многое в нем направлено против церкви и священнослужителей. Стоу и ее герой Сен-Клер осуждают лицемерие христианской церкви, которая толкует Писание в угоду рабовладельцам. Когда Мари рассказывает о проповеди, в которой говорилось, что рабство было установлено Богом, Сен-Клер издевается над этой идеей: «Эта религиозная беседа о таких предметах — почему бы им не развить ее и не показать прелесть этого возраста, когда парень опрокидывает лишний стаканчик, засиживается допоздна за картами, и тому подобных вещей, так распространенных среди нашей молодежи; нам было бы приятно услышать, сколь это правильное и богоугодное дело». В финальном абзаце Стоу говорит: «И Север, и Юг были виноваты перед Богом; и христианская церковь будет отвечать по всей строгости…» Она верит, что церковь должна учить христианским добродетелям — доброте и равенству, а не поддерживать жестокую и несправедливую систему рабовладения.

Мысль, что церковь позволяет существовать этой незаконной системе, стала причиной папского запрета на роман. Хейт пишет, что в Италии и других католических странах в 1855 году «продажа книги была запрещена, несмотря на то, что в «Индекс» ее не включили». «В Индекс запрещенных книг» включались книги, которые было запрещено читать католикам, из-за содержавшихся в них богохульств.

Помимо многочисленных запретов в других странах роман часто запрещался в США теми, кто считал его расистским. Хейт пишет, что в 1955 году в Бриджпорте (штат Коннектикут) «сценическая версия… была опротестована черными как карикатура на реальность». Фактически роман Стоу представляет собой стереотипный взгляд на черных и белых. Например, когда тетушка Хлоя радостно описывает обед, который приготовила, она сравнивает себя со своей хозяйкой и здесь присутствует ряд скрытых расистских высказываний:

«Мы с миссис в тот день чуть не повздорили… Наконец сил моих больше не стало! «Миссис, — говорю, — поглядите вы на свои белые ручки да на тонкие пальчики все в кольцах. […] А у меня вон какие ручищи — словно черные обрубки. Так как же, по-вашему? Кому господь положил печь пироги, а кому сидеть в гостиной?»»

Подобные замечания, рассыпанные по всему повествованию, расстраивают читателей. В другом месте Стоу изображает черных, которым так нравится быть рабами, что когда Джордж Шелби дает им свободу, они от нее отказываются. Она также заканчивает линию Джорджа и Элизы, отправив их в Либерию, африканскую колонию, ставшую прибежищем для освобожденных рабов, делая таким образом очевидным тот факт, что образованные свободные черные не нужны Америке. Многие, кроме того, отмечали пассивность Тома, его нежелание бороться за свою жизнь, свободу или свою семью. Как отмечает Хейт, в 1950-х годах «фраза «Дядя Том» становилась унизительным намеком на покорность».

В 1984 году в Уокегэне (штат Иллинойс) книга вызвала протесты члена городского правления Роберта Б. Эванса-старшего, вместе с «Приключениями Геккльберри Финна» Марка Твена, «Убить пересмешника» Харпер Ли и «Унесенными ветром» Маргарет Митчелл. По словам Ли Берреса, учащиеся и их родители объединились в протесте против ««расизма» и «языка»» книг. Особенно, как пишет «Ньюслеттер он Интеллектуал Фридом», Эванс осуждал эти книги за наличие слова «ниггер» и требовал изъять их из программ учебных заведений: «В нашем округе нет книг о «латиносах», «макаронниках», «полячишках» или «узкоглазых». Точно так же как эти слова оскорбляют людей этих национальностей, слово «ниггер» оскорбляет черное население». Поскольку в школьную программу входил только «Геккльберри Финн», то дело ограничилось исключением этой книги из списка обязательного чтения.

Автор:Ричард Райт

Год и место первой публикации:1945, США

Издатель:Харпер & Роу

Литературная форма:автобиография

«Мои дни и ночи превратились в мучительный нескончаемый кошмар. Надолго ли мне хватит сил терпеть?» (Здесь и далее — пер. Ю. Жукова, А. Мартынова). Так заканчивается тринадцатая глава (всего их четырнадцать) автобиографии Ричарда Райта — выражением крайней степени отчаяния, предшествующего осуществлению его тайной мечты о побеге из южных штатов на Север.

Озаглавленные как «Записки о детстве и юности», воспоминания охватывают 15 лет жизни героя — с четырех до девятнадцати. Он пытается взглянуть на события своей жизни и на отношения с другими людьми в поисках объяснения: что сделало его таким, какой он есть.

Детство Райта прошло в обидах, оскорблениях и бедности. Семья часто переезжала; сперва с плантации, где он родился и где его отец был издольщиком, — в Мемфис. Оттуда они вынуждены были уехать: отец Ричарда бросил свою жену и двух сыновей ради другой женщины. Семья скиталась в поисках дешевого жилья и средств к существованию. Иногда они жили у родственников, принимавших их с неохотой. Но такая зависимость стала постоянной после того, как мать Ричарда, довольно молодая женщина, перенесла удар, результатом которого стал паралич ног.

Основные воспоминания детства — это голод, недостаток и страх. После ухода отца они остались совершенно без средств, пока их мать не смогла найти работу. Голод, постоянный, свирепый, не покидал семью. Даже некачественной и убогой пищи не хватало. Зачастую не было денег и на то, чтобы протопить их лачугу. Иногда мать брала мальчиков с собой на работу, они жались в углу кухни, где она готовила, вдыхая запахи недоступной им еды. Денег на одежду не было тоже, и мать Ричарда, стыдясь нищенского вида сына, не отправляла его в школу. Побои были «автоматическими» ответами взрослых детям на их шалости и непокорность. Юный Ричард, упрямый и своенравный ребенок, часто получал розог или ремня от матери (до ее болезни) и родственников. Дядья и тетки запугивали его, чтобы сделать послушным своим желаниям. Побои преследовали его и в общении с местными шайками, и в школьном дворе. Ричард, новичок, чужак, должен был защищать себя, чтобы его признали своим.

Чувство заброшенности, обострившееся в сиротском приюте (мать не могла больше заботиться о двух мальчиках), и чувство ущербности — еще неосознанное — сформировали личность Ричарда. Их дополнял постоянный статус чужака: возможности завести прочные длительные отношения не представлялось из-за постоянных переездов и запретов взрослых. Он был лишен теплоты, нежности, поддержки, — исключение составляли редкие всплески эмоций у матери.