Андрей Буровский - Евреи, которых не было. Книга 1

Может быть, с точки зрения религии он был и «неправильный» еврей, но обсуждать это я не вижу никакого решительно смысла. Если заниматься не идеологическими заклинаниями, а реальными фактами, если не считать религиозный фундаментализм единственной точкой отсчета, приходится признать: тут трудно вообще определить, к какому народу относится Зиновий Пешков. Он еврей? Русский? Француз? Каждое мнение имеет право на существование. Вот карьеру он сделал блестящую, полностью подтвердив репутацию «гениального от рождения» народа.

Впрочем, больше всего меня сейчас интересует такой факт: в 1918 году Зиновий Пешков побывал в Москве по поручению своего правительства. По служебным делам он встретился с Яковом Свердловым. Яков пытался обнять Зиновия, а тот резко оттолкнул брата и заявил, что беседовать с ним будет только сугубо официально и на французском языке.

Такого нет даже в «Полюшке-поле».

Больше известно такое событие, как убийство палача Петрограда Урицкого Л. А. Каннигиссером. Каннигиссер тоже не знал ничего про необходимость быть лояльным ко всему еврейству. Этот впечатлительный, по-русски жертвенный паренек был в ужасе как раз от национальности Урицкого. Ему была ненавистна сама мысль, что по этому кровожадному подонку будут судить вообще обо всех евреях, и это был один из основных мотивов его поступка.

И в Ленина, Бланка по матери, ведь стреляла не кто-нибудь, а Фанни Каплан. Еврейка сажала из маузера в еврея, в упор.

Да! А где был любавичский ребе в 1916 году, вы не знаете? А он сидел в тюрьме, чтоб вы знали. Сидел ребе потому, что добрые сородичи и единоверцы написали на него донос: якобы любавичский ребе шпионит в пользу Германии.

И вся эта политическая круговерть, эти доносы друг на друга и выстрелы друг в друга — на фоне таких враждебных друг другу течений, как сионизм, хасидизм, массовая эмиграция в Америку. Сравнить эту круговерть я берусь разве что с ситуацией «перестройки» и начала 1990-х годов, когда евреи опять оказались в партиях абсолютно всего спектра, от еврейской секции «Памяти» до Демократического союза. И опять же на фоне массовой эмиграции и деятельности Симхона по вывозу в Израиль тех, кто еще там пока не оказался.

Ситуации, когда брат идет на брата, были и в самой что ни на есть русской среде. Но степень расколотости у евреев явно куда больше — уже в силу того, что у них не существовало сословий. Русские жили все же компактными группами, внутри которых собирались люди, в чем-то подобные друг другу, и делавшие, в массе своей, похожий выбор. Ну, и ни массовой эмиграции, ни чего-то аналогичного сионизму у нас не было.

— Так что же, — спросит читатель, — еврейской солидарности вообще на свете не существует?!

— Да нет, скорее всего, что-то и когда-то бывает… Но, как гласит поговорка, «слухи о моей смерти значительно преувеличены». Наверное, все решают обстоятельства. И есть, по крайней мере, один очень хороший способ сделать евреев в высшей степени солидарным народом.

— Что, пресловутый антисемитизм? О нем много говорят, но что это такое? И неужели чья-то вражда до такой степени пугает евреев?

— Нет, я имею в виду не просто вражду или неодобрение; этого недостаточно. Бредни Манефона никого не волновали, у нас даже нет никаких сведений, что они вызывали какие-то сильные чувства у евреев — современников Манефона. Нужны крайние формы антисемитизма, надо поставить евреев на грань уничтожения, и вот тогда-то они отвернутся от нас всех и очень полюбят друг друга. Никакие гонения и никакой народ поголовно не истребят — но противопоставить себя всему остальному миру, скоре всего, заставят.

Самое забавное в том, что столкновение с античной культурой поставило «новобиблейский» еврейский народ на грань уничтожения. То есть весь бы он, до последнего человека, вряд ли ассимилировался бы… И не все были способны перенести такой ужас, как превращение избранного Богом народа в какую-то специфическую часть эллинов. В конце концов, и Филон Александрийский, оставаясь эллином, сохранял и предрассудки, и убеждения еврея. Почему бы и нет?

Как ни парадоксально, процесс исчезновения евреев с лица Земли больше всего организовывали цари, относившиеся к ним или равнодушно, или даже заинтересованно. А прервали процесс массовой ассимиляции евреев два царя, которые больше всех пакостили им и, как могли, «боролись» с евреями. Мне трудно сказать — «царя-антисемита», потому что я сам не могу решить, с чем мы тут имеем дело, — с антисемитизмом или с обычнейшим самодурством неограниченного восточного владыки.

Но как бы ни трактовать поступки сначала Птолемея IV Филопатора, а потом Антиоха IV Эпифана, — именно эти примерно полвека, с 221 по 169 год до Р.Х., оказались роковыми для ассимиляции. Сначала египетских евреев, все больше становящихся эллинизированными греко-египтянами, вполне лояльными к династии Птолемеев, до полусмерти напугал и оттолкнул от себя Птолемей IV Филопатор. Потом Антиох IV Эпифан начал планомерно делать все необходимое, чтобы ассимиляция вообще прекратилась.

В сущности, что сделал Птолемей Филопатор? Он показал евреям, что их положение в его государстве непрочно. То есть поставил под сомнение ценность ассимиляции, ее значение для каждого отдельного человека.

Антиох пошел еще дальше — он начал заставлять евреев ассимилироваться и истреблять тех, кто не хотел этого делать. То есть начал убивать евреев ровно за то, что они — евреи. Ведь именно за это и приняли смерть и старец Элиазар, и мама с семью сыновьями: они отказались перестать быть евреями.

В результате раньше ассимиляция вызывала самые приятные ассоциации: беседы умных людей, гражданские права, расширение своих свобод и возможностей, а все еврейское представало чем-то отсталым и, выразимся помягче, несколько однообразным. Если традиционная жизнь и сохраняла прелесть чего-то теплого и уютного, то это был уют старого кресла и тепло поездки к бабушке в деревню. Тем более, никто не мешал в любой момент сидеть и ездить… я хотел сказать, расставание с традицией оставалось вполне добровольным.

А вот после шизофренического террора, обрушенного Антиохом Эпифаном на Иудею, ассимиляция стала ассоциироваться с насилием, жестокостью и уже не расширяла возможности человека, а сужала их. Еврейская же традиционная жизнь стала не просто уютной и домашней, а своего рода зоной свободы.

Как только «зоны свободы» поменялись местами, тут-то ассимиляции и конец. По крайней мере, массовой ассимиляции.

Прошу извинить, если моя аналогия покажется кому-то неприличной и недалекой, но единственно, с чем я могу сравнить поведение Антиоха Эпифана, так с попыткой изнасиловать влюбленную в вас девушку. Поступок, который у любого судьи и любого присяжного вызовет, в первую очередь, искреннее недоумение: ну зачем?!