Андрей Буровский - Евреи, которых не было. Книга 1

Иудеи были несравненно менее культурны, чем римляне; шла война античной культуры с Древним Востоком. Армии, способной потягаться с римской, у иудеев не было (и ни у кого тогда не было). Война зелотов и сикариев была жестокой мужицкой войной, в которой солдаты-партизаны бросаются на копья, чтобы другие могли добраться до врага, пока его копье занято трупом; войной, в которой умирающие пытаются в свои последние минуты вцепиться в закованную в металл ногу легионера зубами, а захваченного в плен врага разрывают на части, откусывая ему уши и вытыкая пальцами глаза. Все это не очень эстетично, не благородно и вызывает скорее спазму тошноты, чем величавое чувство шагов истории. Это вам не Милорадович, кричащий под Смоленском в августе 1812: «Виват, французы! Нет, ну как наступают, шельмы, а?! Виват, французы!». Это вам не спокойное мужество адмирала Нельсона: «Англия надеется, что каждый до конца выполнит свой долг».

В Иудейской войне, по крайней мере, со стороны иудеев, нет уважения к неприятелю, этого спокойного мужества солдат-граждан (как у солдат Рима и много позже — Британии Нельсона), нет благородства солдат-аристократов (как у французского и русского). Есть утробная ненависть к врагу и такая же утробная жестокость — и к врагу, и к самим себе. Но ведь именно так воевали казаки на Украине, сипаи в Индии, испанцы в 1806 году, при нашествии Наполеона.

Позволю себе отнести и Иудейскую войну, и восстание Бар-Кохбы к тому же классу явлений. Но, вообще-то, речь в этой главе шла о самой по себе способности евреев участвовать в военных действиях…

Читатель вправе не разделять ни убеждений иудеев, ни их желания вести вооруженную борьбу. Несомненно, иудеи проиграли. Они не добились и не могли добиться ничего. Иерусалимский храм римляне сожгли, большая часть страны оказалась разорена. Но ведь воевали, и неплохо. Стойкое, цепкое мужество, злая жестокость обреченных поневоле вызывают уважение; по крайней мере, вызывают уважение у всякого, кто воспитан в серьезном отношении к воинской чести, презрению к смерти и прочим устаревшим понятиям.

В 113 году, в правление императора Траяна, вспыхнуло еще одно еврейское восстание. Евреи были рассеяны, они жили вовсе не только в Иудее; восстание вспыхнуло на Кипре, в Египте, Киренаике, в Антиохии. Масштаб его далеко не таков, как у Иудейской войны, но и с этим восстанием пришлось провозиться три года, снимая легионы с фронтов Парфянской войны. Во время этих событий римляне снесли до основания второй храм в Иерусалиме и огромную синагогу, которой александрийские евреи так гордились.

Иудеи воспользовались войной, которую вела Римская империя? Этот удар в спину был отвратительным предательством, изменническим поступком? Несомненно! …В той же степени, в которой со стороны Армии Крайовой и бандеровцев было предательством использовать войну между СССР и Третьим рейхом. Положение поляков и украинцев было даже хуже, потому что их били все и с обеих сторон — и нацисты, и коммунисты. Иудеи же для Парфянской империи оказались очень полезным элементом, ценнейшей «пятой колонной» внутри Римской империи. Парфяне охотно снабжали иудеев оружием, а беженцев из Римской империи также охотно принимали у себя. Такой страны не было в тылу ни у поляков, ни у украинцев в 1939–1945 годах!

Кстати, на Кипре восстание иудеев помогали подавлять местные греки и другие народы. Они-то под Парфию ну совершенно не хотели.

В 132 году, через шестьдесят лет после взятия Иерусалима Титом Флавием, вспыхнуло восстание Бар-Кохбы. Это восстание тоже соединяло в себе черты социальной революции, гражданской войны и национального движения. Бар-Кохба объявил себя мессией — ни много, ни мало! Заодно он объявил себя потомком царя Давида, — то есть претендовал на верховную светскую власть.

Синедриону Бар-Кохба нравился еще меньше зелотов. Для христиан он был лже-мессией, и идти за ним они оказались решительно не способны. Народ опять оказался расколот, римляне опять применили тактику «выжженной земли». Император Адриан бросил в бой своего полководца Севера, уже прославленного на Дунае.

После восстания Бар-Кохбы страна была разорена еще страшнее, чем Титом Флавием: войска Севера вырубали оливковые рощи и сады, сжигали посевы, истребляли скот, сжигали любые строения. «Они превращают все в пустыню, и называют это умиротворением» — писал великий Тацит про своих соотечественников. Хочется верить, что для самого Бар-Кохбы и его сторонников и соратников зрелище родины, превращенной в пепелище, было необыкновенно сладостно и возвышало их религиозные чувства. Потому что «умиротворенная» Иудея и впрямь больше всего напоминала пустыню, а численность населения упала с 1 300 000 до 750 000 человек (до 69 года в Иудее жило порядка 3 миллионов человек).

К тому же иудеев окончательно выселили из Иерусалима и центральной части Иудеи. Адриан запретил даже само название «Иудея», и провинцию переименовали — Сирия-Палестина. Святой Иероним в IV веке по Рождеству Христову писал: «Иудея, теперь называемая Палестиной… Многие историки именно с этого времени, с 135 года, ведут отсчет еврейской диаспоры.

Восстание Бар-Кохбы тоже не достигло и не могло достигнуть какой-то осмысленной цели. Восставать было таким же безумием, как для украинцев сидеть в схоронах и после 1945 года, как для литовцев вести упорную партизанскую войну до конца сталинской эпохи. В 135 году последние повстанцы были окружены и истреблены до последнего человека. Бар-Кохба погиб, и труп его никогда не был найден. У меня нет никаких причин так думать, кроме интуиции, но уверен: очень многие народные вожди хотели бы такой судьбы. Подумайте сами: народный вождь в последнем бою рубится вместе со всеми и исчезает! Никто не может сказать, где его могила, никто не может сказать, что видел его труп. Так Дмитрий Донской воевал на Куликовом поле в одежде рядового воина. Так Спартак бесследно исчез, и до сих пор неизвестно, какой из 6 тысяч трупов, сброшенных голыми в свальные могилы, был его трупом, «самого фракийца Спартака». Сколько легенд тут возможно, сколько версий — и про «чудом спасшегося» вождя, и про героя, разделившего общую судьбу!

…Но как бы ни оценивать эти события — а все реалии того времени как-то плохо вяжутся с рассуждениями о евреях, не способных взять в руки оружия.

Римляне плохо понимали евреев и в большинстве своем относились к ним то с иронией, то с плохо скрытым презрением. Так, довольно глухая, да еще и мятежная провинция. Диковинные люди, не желающие понимать, как надо «правильно» жить, да еще кидаются, как дикие звери. Но представление о евреях-трусах, евреях — плохих солдатах римляне никак не могли бы разделить. Вероятно, услышав об этом, они сочли бы Иванова и других авторов «Библиотечки русского антисемита» попросту плохо информированными. «А ты знаешь сколько времени возился Флавий с этими дикарями?! Мне рассказывал брат — уже насадишь его на копье, а иудей визжит, махает топором, все пытается тебя достать…». Скорее всего, репутация евреев в Римской империи напоминала репутацию кавказских горцев — чеченцев или лезгин в другой империи — в Российской.