Андрей Буровский - Евреи, которых не было. Книга 1

После оккупации Польши 6 6 Тут необходимо напомнить, что до конца Второй мировой войны Вильно вовсе не был литовским городом. Вильно входил в Речь Посполитую до 1939 года. Столицей Республики Литва между 1920 и 1939 годами был Шауляй. В 1945 году Сталин создал Литовскую Союзную Социалистическую Республику в составе СССР. Вычищая поляков с территории СССР, он передал Вильнюс и окрестности этой новой республике. к Шапшалу стали ходить в гости немецкие офицеры. Старшие офицеры, в чине подполковника или полковника. Семен Маркович охотно угощал их кофе и на хорошем немецком языке рассказывал о своих приключениях, показывал сувениры, привезенные из разных концов мира. Как-то раз гости Шапшал а спросили:

— Герр Семен, а вы знаете, что скоро будете уничтожены?

— За что?! — изумился Шапшал.

— За что… Вы ведь еврей?

— Нет, я караим… У нас много отличий от евреев.

— Вы не могли бы написать документ о том, что именно вас отличает?

— Разумеется… А почему это важно?

— Потому, что если караимы — евреи, то их уничтожат вместе с евреями. А если это совсем другой народ — то к нему и относиться будут иначе. Напишете?

— Напишу…

— И не забудьте обосновать, что караимы — потомки остготов.

— Но они вовсе не потомки!

— Это не имеет значения, вы, главное, напишите.

Шапшал пожевал губами, помялся… Таких задач ему на дипломатической службе не доводилось решать.

— Я не уверен, что смогу написать правильный документ… Документ, который будет соответствовать духу…

— Господин Шапшал, если вы не напишете документа, это будет стоить жизни лично вам и всему вашему народу. Лучше напишите, что караимы — потомки остготов, которые приняли иудаизм.

— Но мы не принимали иудаизм! Мы с евреями не согласны… У нас похожая, но совсем другая вера.

— Тем лучше. Расскажите и про то, что караимы не имеют к евреям никакого отношения. А мы завтра зайдем и поможем дописать документ.

На другой день офицеры зашли к Шапшалу, долго кромсали написанное им, чтобы текст «соответствовал духу». Геббельс умиленно всхлипнул, читая творение Шапшала в редакции офицеров вермахта… Про «всхлипнул» — может быть, это еще и фольклор, но что из-за своевременно написанного документа караимы сохранились как народ — это факт.

А немецкие офицеры отправились в Вильнюсское гетто, объяснили ситуацию и стали записывать в караимы всех желающих. Эсэсовцам это вовсе не нравилось, но поделать они ничего не могли, — офицеры вермахта ссылались на постановление Геббельса. Так в СССР кто-то мог заорать: «Да это же сам товарищ Каганович подписал!». По одним данным, они спасли три тысячи человек, по другим — пять.

История сохранила некое продолжение, связанное с Шапшалом. После советской оккупации Литвы в ней вел раскопки начинающий московский археолог Д. Б. Федоров [105]. Они с Шапшалом подружились, и Федоров пытался открыть в Вильнюсе музей истории караимов. Однажды он попросил:

— Напишите, как именно поляки эксплуатировали караимов.

— Почему это важно?

— Потому что если вы пролетарии — тогда мне будет легче организовать музей.

Семен Маркович пожевал губами, подумал…

— Вы знаете… Похожий документ мне уже доводилось писать…

Для интересующихся: Федоров сумел придать бумаге необходимое «соответствие духу», но музей все-таки не открыли.

Жаль, что история умалчивает, какова судьба немецких гостей Шапшала, спасителей нескольких десятков тысяч караимов всей Европы и нескольких тысяч евреев Вильнюса. Может быть, они и сегодня доживают свой век — хорошо, если на родине, а не в Парагвае. Возможно, кто-то из них прямо сейчас рассказывает десятилетнему испаноязычному правнуку, как он шел через готические города Европы, давил москитов на щеке; потом старик переводит взгляд на пальмы, склонившиеся над Параной, и собственное прошлое кажется ему невероятным цветным сном.

Хорошо, если так; мне приятно думать, что эти славные люди могут быть живы. Потому что в ту страшную, рычащую ненавистью, хлюпающую человеческой кровью эпоху жизнь их могла прерваться спустя считанные дни или недели после мирных бесед с Семеном Марковичем за чашечкой кофе. Если их нет в этом мире — дай Господи, чтобы сразу и чтобы в бою.

«Мы — народ Гитлера и Геббельса!» — стонут, заламывают руки современные немцы. Народ Гитлера? Ну, какой народ в большей степени заслуживает этого названия, можно еще поспорить: «По мнению Ганса Франка (нацистского юриста, исследовавшего родословную Гитлера. — А.Б. ), дедом Адольфа Гитлера скорее всего являлся еврей Франкенберг» [106, с. 5].

Дед этот по отцу, и по законам раввината Гитлер не мог быть признан евреем. Но он еврей в той же степени, что и Лев Гумилев или публицист Лев Аннинский, и пусть расово озабоченные сами спорят, «чей» он в большей степени и согласно чьим обычаям. Для моего народа племенная жизнь кончилась давно.

Но Гитлер Гитлером, а Оскар Шиндлер — уж точно этнический немец. И эти офицеры вермахта, вряд ли причисленные к числу праведников мира. Немцы — народ Гитлера и Геббельса?! В гораздо большей степени они народ Конрада Аденауэра, пастора Лихтенберга, вильнюсских друзей Шапшала, Оскара Шиндлера. И многих, многих других шиндлеров.

А положение, в котором очутились немцы, ничего не доказывает, кроме одного: евреи — вовсе не исключительная нация. Вот и немцы теперь — козлы отпущения, которых к тому же доят. Впрочем, такими же козлами пытаются сделать и поляков.

Перед Второй мировой войной почти три миллиона ашкенази жило в Польше. Во время между 1920 и 1939 годами польские евреи стремительно ассимилировались. Общее число родившихся от родителей разных национальностей превышало полмиллиона, и число их стремительно росло.

В Польше официально действовали те же сионистские организации, что и в Российской империи. Только в СССР их прикрыли, а в Польше они работали себе и работали. Функционировала организованная Жаботинским молодежная боевая организация «Бейтар» во главе с будущим палачом Дейр-Ясин, еврейским террористом Менахемом Бегином.

Вот он, один из парадоксов еврейской жизни: евреи в Польше имели то, чего были напрочь лишены евреи в СССР. Но настроены были просоветски!

«Читая предвоенную эмигрантскую прессу, я не мог отделаться от неприятного чувства и благословлял судьбу, что я свободен от узости и мелочных придирок и могу относиться к советской действительности с должной объективностью. Резкие антисоветские выступления вызывали во мне брезгливость. В моей книге «Идея сионизма», вышедшей перед войной, нет и следа враждебности к Советскому Союзу, — так писал бывший киевский еврей Ю. Марголин (чей отец и дядя были богаты и известны еще в XIX веке). — Прожитые тяжелые годы не отразились на объективности моей мысли. Я перестал бы быть самим собой, если бы потерял способность спокойно и всесторонне анализировать факты, учитывая все про и контра. Бесполезно говорить мне о достижениях и заслугах Советского Союза. Я знаю все, что может быть сказано в его пользу.