Анатолий Уткин - Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен

А организация встречи произошла таким образом. Позвонив в семь часов утра в рейхсканцелярию, Шейдеман, ощущая критический характер происходящего, бросился в рейхстаг, чтобы присоединиться к встрече, организованной социал-демократической партией. Несмотря на раннее утро, в помещении, где происходила встреча, царило невиданное оживление. Активисты германской социал-демократии ощущали нечто вроде «пришествия нашего дня». Сам рейхстаг выглядел как развороченный улей, или, словами Шейдемана, как «огромный военный лагерь». Солдаты и рабочие входили и выходили, у некоторых с собой было оружие» [362] Scheidemann. Memoiren eines Socialdemokraten. В. 21. Dresden, 1928, S. 303–305. . Вариант Петроградского Совета солдатских и рабочих депутатов. Именно в такой обстановке была сформирована делегация для определения отношений с германским центральным правительством.

Резонно предположить, что к этому времени уже не нужно было взламывать дверь — она была уже открыта, канцлер Макс Баденский уже решил передать власть лидеру социал-демократов как единственный, по его мнению, способ избежать восстания. Он уже пришел к определению кандидатуры: «Герр Эберт — в канцлеры». Есть мнение, что принц и Эберт, встречались рано утром.

Канцлер Макс Баденский говорит, что, прибыв в рейхсканцелярию на Вильгельм-штрассе, делегация начала с требования предоставить кабинет канцлера Фридриху Эберту. «Партия обязала нас ради сохранения мира и порядка, ради избежания кровопролития сделать так, чтобы формирование правительства было поручено людям, которые пользуются доверием народа».

Шейдеман утверждает, что канцлерство было буквально навязано. Публично оповещая об отречении кайзера, принц Макс сказал: «Если кто-либо в состоянии защитить отечество от худшего — так это ваша партия. У вас самая большая партийная организация, и вы имеете наибольшее влияние. Герр Эберт, примите канцлерство!» [363] Ibid. S. 304–308. . Эберт принял предложение.

Тем временем к зданию рейхстага подъехали два грузовых автомобиля. Над первым развевался огромный красный флаг; на втором в центр города приехала группа солдат и матросов. На вершину грузовика взобрался самозваный оратор и произнес огненную речь. Всем запомнился его призыв провозгласить Германскую Социалистическую Республику. Это была не первая речь Карла Либкнехта в этот день, в его день, в день, ради которого он боролся. «Спартак» и «независимые социал-демократы» увидели великую возможность реализации своих идеалов. Неясной величиной была степень их общественной поддержки.

В отличие от французской и русской революций, многие германские революционеры знали о пользе регулярного питания и моциона. Когда Шейдеман с товарищами устроился в уютном ресторане рейхстага, в залу начала ломиться толпа и несколько ошарашенные товарищи, примерно пятьдесят человек, стали просить своего лидера: «Филипп, вы обязаны выйти и произнести речь!» В большом коридоре рейхстага Шейдеман увидел аккуратно поставленные в пирамиду винтовки. «Драматическое и трогательное зрелище». Шейдеман по ступеням поднялся в читальный зал рейхстага. Кто-то рядом вскрикнул: «Либкнехт собирается провозгласить Советскую Республику!» И он это сделал несколько позже, выступая из окна замка в центре Берлина.

В сознании Шейдемана пронеслось: «Вся власть рабочим и солдатским Советам? Германия как провинция Советской России?» Возможно, Ленин никогда не был ближе к реализации своих мечтаний о мировой революции во главе с германским пролетариатом, чем в этот день. На его пути встали те социал-демократы, которые не мыслили себе социализма вне национальных рамок.

Следовало действовать. Шейдеман взобрался на подоконник и закричал: «Старый прогнивший режим пал! Монархия разбита! Да здравствует новый мир! Да здравствует Германская Республика!» [364] Ibid. S. 309–312. Окружающие бросили в воздух головные уборы. Шейдеман возвратился к своей тарелке. И немедленно получил нагоняй от герра Эберта, который сидел за столом, полный гнева. Он стучал по столу кулаком и кричал: «Вы не имели права провозглашать республику!»

У себя в Спа кайзер стоял пораженный. Граф Шуленбург сказал: «Это переворот! Это силовые действия, на которые вы не давали санкции. В ваших руках корона Пруссии, и необходимо, чтобы вы оставались верховным военным вождем. Я даю гарантию, что войска останутся лояльными Вашему Величеству». Кайзер: «Я был и остаюсь королем Пруссии, и в этом качестве я обязан находиться со своими войсками». У кайзера свело скулы, было слышно, как стучат его зубы. По щекам текли слезы. Он воскликнул: «Измена! Отвратительная, ужасная измена!» Он приказал завезти в его виллу оружие.

Не зная, что делать, кронпринц вышел во двор. По меньшей мере батальон Рора выказывал все знаки лояльности. И кронпринц выехал в свою новую штаб-квартиру в Люксембурге, ведь война продолжалась. А Шуленбург ушел на встречу, созываемую адмиралом фон Гинце в отеле «Британик», где были подняты два вопроса: «Наличествуют ли материальные силы, чтобы аннулировать прокламацию Макса Баденского в Берлине?», «Можно ли гарантировать личную безопасность кайзера Вильгельма Второго?» Жаркие дебаты не дали положительного ответа ни на один из двух вопросов. В самом Спа создавался в данный момент Совет рабочих и солдатских депутатов. Можно было определенно отвечать за персональную виллу императора.

В то же время кайзер не мог видеть себя «гражданином Гогенцоллерном» в новой Германии. На собрании было решено, что подлинно безопасным следует считать убежище лишь в соседней Голландии. Когда Гинденбург и Тренер возвратились на виллу императора, тот вскричал: «Господи Иисусе! Это опять вы?» Он отказался слушать Тренера — у представляемого Тренером Вюртемберга уже не было верховного военного вождя. Заговорил молчаливый обычно Гинденбург, свой пруссак. «Я советую Вашему Величеству отложить корону в сторону и отбыть в Голландию» [365] Groener W. Lebenserinnerungen. Gottingen, 1957. S. 463–465. . В восемь вечера кайзер германского народа взобрался на частный поезд. Неясно было, отправится ли он в сонную Голландию или бросится к верным войскам.

Агентство Вольфа передало заявление канцлера Баденского об отречении императора, и это поразительно повлияло на население. Реакция была такой, что внешние наблюдатели подумали, что Германия одержала колоссальную победу. Только сейчас стала очевидной степень озлобления тех, кто с красными знаменами, повязками и кокардами вышел на улицы. Утром всеобщим был клич низвержения монарха, к вечеру задачей стало уничтожение всех знаков и символов династии. Толпа нападала на красно-бело-черные знамена, на гербовых орлов династии, на офицеров, носивших имперские кокарды. Физическую силу массового движения в Берлине резко увеличило прибытие нескольких тысяч моряков из Киля — они шли пешком из этого северного порта и «успели к празднику». Социал-демократы — депутаты рейхстага приветствовали их и возглавили пришедшую в три часа дня колонну.