Саймон Бейкер - Древний Рим. Взлет и падение империи

Сперва к восстанию присоединился римский наместник в Северной Африке Клодий Макр, перекрыв поставки зерна в Рим. В городе к тому моменту и так уже наметилась нехватка продуктов питания, поэтому своевременные поставки хлеба имели критическое значение. Макр имел в своем распоряжении один легион и вспомогательные войска, набранные в провинции. На его стороне выступил и местный сенат. Возможно, это было вызвано тем, что Нерон навлек на себя ненависть местной знати, убив шестерых крупных землевладельцев, которым в совокупности принадлежала половина всех сельскохозяйственных угодий Северной Африки. Префект Египта, области, также являвшейся одной из житниц Римской империи, тоже заявил о своем неповиновении Нерону. Потом пришли новости о том, что войска в Галлии, некогда сражавшиеся с мятежной армией Виндекса, перешли на сторону Гальбы. Последним ударом стало известие о том, что Турпилиан, которому была поручена оборона Италии от мятежников, присоединился к восставшим. Светоний упоминает, что когда пришло известие об измене Турпилиана, обедавший в это время Нерон «изорвал донесение, опрокинул стол, разбил оземь два любимых своих кубка, которые называл „гомерическими", так как резьба на них была из поэм Гомера». [65] Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Нерон, 47. Пер. М. Л. Гаспарова.

Тигеллин, который в то время болел, уже давно понял, что Нерон обречен. Пока он был с императором в Греции, он утратил власть над преторианской гвардией, которую возглавил Нимфидий Сабин. Сенат ждал, когда преторианцы в открытую объявят о том, чью сторону в конфликте они занимают. Сабин от имени Гальбы подкупил гвардейцев, и преторианцы предали императора. Вскоре за ними последовал и Сенат, объявивший Нерона врагом государства.

Нерон, размышляя о том, что ему делать и куда бежать, медлил с окончательным решением до следующего дня. Ранним утром 9 июня он проснулся во дворце и обнаружил, что остался один. Император быстро сообразил, что преторианцы действительно изменили присяге. Осмотрев залы и покои, Нерон узнал, что бежали не только его друзья, но и слуги, а остались только четыре вольноотпущенника, среди которых были Спор, Эпафродит и Фаон. Когда Нерон сказал, что хочет где-нибудь укрыться, Фаон предложил спрятаться на принадлежавшей ему вилле, которая находилась в шести километрах от города. Босой император, одетый в простую тунику, накинув темный плащ и закутав голову, чтобы его не узнали те, кто его искал, вскочил на лошадь и отправился в путь. В дороге с Нероном случилось следующее: «конь шарахнулся от запаха трупа на дороге, лицо Нерона раскрылось, какой-то отставной преторианец узнал его и отдал ему честь. [66] Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Нерон, 48. Пер. М. Л. Гаспарова.

Заключительную часть путешествия Нерон и его маленькая свита проделали пешком. Они добрались до виллы Фаона по тропинке, поросшей кустами терновника. На земле расстелили материю, чтобы Нерон не изранил ноги. Наконец путники добрались до внешней стены. Пока император ждал, когда в ней сделают пролом, он выковыривал колючки из своей изорванной туники. Когда беглецы оказались на вилле, вольноотпущенники стали умолять Нерона покончить жизнь самоубийством, чтобы не попасть в руки врагам. Императору представилась возможность в последний раз принять участие в театральной постановке — на этой раз ему предстояло отыграть сцену собственной смерти. Нерон распорядился о погребении, то и дело восклицая: «Какой великий артист погибает!» Несмотря на предупреждения о том, что преследователи уже близко и что его, как врага государства, ждет страшная кара, Нерон все мешкал. Он объяснил Спору, когда и как его следует оплакивать, после чего стал умолять остальных показать ему сцену оплакивания. Наконец, заслышав приближающийся перестук копыт, Нерон с помощью Эпафродита вонзил себе в горло меч. Императору шел тридцать второй год. Его предсмертное желание было исполнено, и тело Нерона кремировали. У подножия памятника предкам отца, происходившего из рода Домициев, няньки Нерона и его бывшая наложница Акта погребли останки последнего императора династии Юлиев-Клавдиев.

Нерон не оставил после себя ни потомков, ни наследников, поэтому после его смерти власть в Римской империи стала объектом кровопролитной борьбы. С лета 68 г. н. э. до декабря 69 г. н. э. Рим содрогался в пароксизмах гражданской войны, в ходе которых соперники пытались утвердить свое право на власть в империи. Опираясь на поддержку преданных им легионов, на императорском престоле, быстро сменяя друг друга, по очереди оказались такие бывшие наместники провинций, как Гальба, Отон и еще один друг Нерона — Вителлий. Каждого из них после нескольких месяцев царствования отстранял от власти более сильный и успешный соперник. Примечателен тот факт, что за все время смуты и гражданских войн так и не прозвучало предложение вновь ввести в Риме республиканское правление. Ныне, как и в 31 г. до н. э., когда точно так же завершилась страшная гражданская война, вроде бы все пришли с согласию с тем, что мир и стабильность возможны только в том случае, если власть будет сосредоточена в руках одного человека. Но что это будет за человек?

Вне всякого сомнения, он не мог быть аристократом, принадлежащим к династии Юлиев-Клавдиев. Таковых осталось крайне мало, поскольку большую их часть Нерон уничтожил в ходе последних нескольких кровавых лет своего правления. Теперь римская знать отнюдь не была столь уверена в том, что главным критерием в выборе императора должны стать родственные связи кандидата с представителями правящей династии. Элита посчитала излишним полностью исключать принцип наследования, он должен был сохраниться, но отойти на второй план. Главным критерием в выборе будущего императора должны были стать его заслуги и достоинства. Тацит упоминает об этом изменении в сознании правящей элиты, повествуя о гражданской войне 68-69 гг. Выбирая наследника, император Гальба, столь недолго находившийся у руля власти, не желал ограничиваться одним-единственным знатным родом: «Теперь, когда правление Юлиев и Клавдиев кончилось, глава государства будет усыновлять наиболее достойного». [67] Тацит. История. I, 72. Пер. Г. С. Кнабе. Именно эти слова историк Тацит, живший сорок лет спустя, вложил в уста Гальбы. Вопрос о том, действительно ли Гальба в те времена был способен столь четко сформулировать подход к решению задачи о выборе наследника, остается открытым, однако, так или иначе, историк смог показать изменения, произошедшие в сознании представителей аристократических кругов.

Отход от критерия кровного родства в выборе императора также нашел отражение в суровых реалиях гражданской войны. Гальба, Отон и Вителлий могли похвастаться знатными и высокородными предками, что не могло не радовать ряд консервативных сенаторов. Однако гражданская война продемонстрировала, что мнение сенаторов как раз мало кого волнует, поскольку кандидатуры императоров выдвигали отнюдь не они, а легионы в провинциях. Решающим фактором в выборе следующего императора стала сила оружия и победы на полях сражений. Военачальник, способный завоевать наибольшую популярность среди легионеров, не только выходил победителем из гражданской войны, но и становился императором.