Андрей Буровский - Евреи, которых не было. Книга 2

Оставим даже в покое ожидание мировой революции (хотя без этого «ожидания» просто невозможно понять многих и многих явлений). Это новое государство хотело подготовиться к мировой революции, а для этого извлечь как можно больше материальных ценностей из России и всей Российской империи (для мировой революции, конечно).

С этой целью население России было поголовно ограблено. Сначала царская семья и дворянство (Бабель превосходно описал этот процесс в своей «Дороге»), потом все более широкие слои населения. Вплоть до того, что серебряные ложки или золотые монеты, хранившиеся порой и в крестьянских или в небогатых мещанских семьях, старательно изымались.

Многие интеллигенты старшего поколения могли бы рассказать, как их держали в тюрьме за золото, — то есть посадят в камеру на 10 человек все 50 и не выпустят, пока не отдашь все золото.

Это делала власть, а не евреи? Да, но «почему-то» все, кто мне рассказывал об этой позорной практике, назвали следователей и палачей исключительно с еврейскими фамилиями. Будем считать, что им попадались нетипичные или «неправильные» тюремщики, но что тут поделать?! Очень уж их много было, нетипичных. «Типичных» до 1930-х годов было очень уж немного, и не они эту систему создавали.

Шла торговля всем захваченным «на копье», то есть сокровищами музеев, картинных галерей, государственных хранилищ. Всем, что только можно сбагрить за границу. А что?! Ведь скоро будет мировая революция, все равно скоро проданное за рубеж опять попадет в руки советской власти.

Арнольд Хаммер, волынский еврей, уехавший в Америку, сегодня широко известен читающей публике. Это его усилиями картины из Эрмитажа, сокровища русских царей и высшего слоя дворянства, бесценные работы Фаберже попали в США, причем за сказочный бесценок.

Но ведь и помимо Хаммера было кому вывозить, и не только в Америку шел поток наворованных, награбленных ценностей.

В ряду этих преступлений и разрывание царских могил, могил известных дворянских родов, — со скелетов снимались золотые украшения, ордена из драгоценных металлов и так далее.

Закрытие церквей и монастырей дало свою долю награбленного — ведь даже в бедненькой сельской церкви обязательно были хотя бы небольшие ценности: серебряные оклады икон, золотые дароносицы, драгоценные или полудрагоценные камни. То, за что в старой России уголовника били бы смертным боем свои же, теперь делало государство.

Извлекались ценности из недр России и ее возобновляемых ресурсов — в первую очередь лесов. Сначала создавалась «трудовая армия» под руководством Лейбы Троцкого, а потом и система ГУЛАГа. Эту систему создает государство, а не еврейский кагал, тут нет сомнений. Но вот 4 августа 1933 года ЦИК СССР награждает орденом Ленина «наиболее отличившихся работников, инженеров и руководителей Беломорстроя». Всего восемь человек награжденных: Г. Г. Ягода, Л. И. Каганович, М. Д. Коган, М. Д. Берман, С. Г. Фирин, Я. Д. Раппопорт, С. Я. Жук, H. A. Френкель, К. А. Вержбецкий. Шесть (6) из восьми (8) — евреи. Ах, эта ужасная статистика… Антисемитская наука! Наверное, это в «Союзе русского народа» ее придумали.

Наиболее любопытна, даже загадочна фигура — некто Нафталий Аронович Френкель. Родился он в Константинополе; турецкий еврей и довольно богатый коммерсант, он связан был с Россией только тем, что вел торговлю лесом через Мариуполь. Русский язык он учил как иностранный и никогда ни малейшего интереса не проявлял ни к российской культуре, ни к истории, ни к обычаям русского народа. Так, совершенно равнодушный иностранец. Вел он спекуляцию оружием через Турцию и снабжал, среди прочего, и еврейскую «самооборону», то есть незаконные вооруженные формирования.

В 1916 году, перед самой революцией, он быстренько бежит обратно в Турцию и переводит туда все свои деньги. Впрочем… По некоторым данным, он уже в 1917 году становится резидентом советской разведки. Так ли это, наверняка мы не знаем, но вот что в том же 1917 году он возвращается в Россию и начинает здесь выполнять задания ЧК и ГПУ — это факт.

Используя его как провокатора, Френкеля арестовывают, но вовсе не содержат, как обычного заключенного. Он вольно живет на Соловках в роли начальника экономической части, и у него даже есть собственная прислуга. Полное впечатление, что его арест — это не наказание, не расправа, даже не способ убрать свидетеля, а способ любой ценой оставить в стране полезного для властей человека. По крайней мере, на Соловках Френкель живет, как мог бы жить в древности, в Средневековье раб князя или короля, поставленный собирать дань или управлять рудниками: человек лично не свободный, но возвышенный над многими и многими.

В 1929 году его вызывают к Сталину, и он становится одним из ближайших к вождю вельмож, создателем и главой всей системы ГУЛАГа. Это Френкель вводит универсальную систему перераспределения скудных пайков — чтобы заставить работать, работать и работать. Люди все равно долго не выдержат? И не надо! Второй тезис Френкеля — что заключенный, собственно, нужен только первые три месяца, а потом ни он сам, ни его труп уже не представляют интереса.

В этом вопросе Френкель не смог быть таким же аккуратным, как его немецкие ученики, предполагавшие «рациональное использование трупа». Но и сами-то немцы додумались до этого только в 1943 году, а на Френкеля, надо полагать, очень уж действовала широкая, не умеющая экономить Россия. Действительно, жира не вытапливал, из кожи абажуров не делал. Ай-яй-яй, не вполне он все же оправдал доверие, наш милый Френкель!

Впрочем, эти мелкие проколы Френкелю не поставили в вину, а судьба его сложилась куда счастливее судьбы Эйхмана и Гесса. Создатель ГУЛАГа, организатор системы рабского труда, он пережил Сталина и умер в Москве в чине генерал-лейтенанта.

Вот и возникает вопрос: зачем, для чего, собственно, вернулся он в Россию?! Человек он был совершенно не идейный, так что хотя и «с самого февраля 1917 кидались на возврат в Россию многие совсем не революционные эмигранты и охотливо и зловеще помогали всем стадиям революции» [154, с. 54], но он-то зачем? Изучивший личность Френкеля Солженицын высказывает предположение: «Мне представляется, что он ненавидел эту страну» [154, с. 95].

Причем интересно, что Френкелю вовсе не все человеческое было чуждо; например, он «помнил старую дружбу»: «вызывает и назначает на крупный пост… Бухальцева, редактора своей желтой „Копейки“ (газеты) в дореволюционном Мариуполе» [154, с. 94].

Могу предположить только одно: Френкель хотел жить в России для того, чтобы причинить ей как можно больше вреда. И для того, чтобы быть все время окруженным тем, что ненавидел и презирал. Так рафинированный антисемит упоенно слушает еврейскую музыку, пляшет «семь сорок», чуть ли не лучше раввинов разбирается, когда надо трубить в шафар, и старается как можно чаще общаться с гонимым племенем. Сам вид евреев, звуки их голосов, характерные жесты вызывают у него возбуждение, инстинкт преследования, агрессию. Общение с евреями так же необходимо ему, как душевно здоровому человеку хочется читать хорошие стихи, целоваться с умной и красивой женщиной или гулять по сосновому лесу, вдыхая аромат смолы, — это для него стимул к активности, к действиям, к самому существованию.