Василий Хомченко - При опознании - задержать

Василий Федорович Хомченко

При опознании - задержать

Повесть

Авторизованный перевод с белорусского Галины Островской.

В книгу белорусского прозаика В.Хомченко (род. в 1919 г.) вошли три остросюжетные повести. Жизни белорусского поэта-демократа Ф.Богушевича посвящена повесть "При опознании - задержать". О чекистах, их борьбе с врагами революции в годы гражданской войны повесть "Облава". "Следы под окном" - психологический детектив.

Ох, тяжкая доля! Одна мне надежда

С землею смешаться. Слезами разлиться*.

______________

* Здесь и дальше в повести стихи в переводе Татьяны Садовской.

...с каждым годом с глаз моих чешуина за чешуиной спадает пелена, застилающая мир, и обнажается во всей своей мерзости та грязь, которая, точно короста, толстым слоем покрывает всё гноище; горе тому, кто в ослеплении примет его за многоцветную палитру.

Говорят, что с вами

Нужно, как с волками.

Я ж по-волчьи не умею

Ни выть, ни есть, ни жить.

Франтишек Богушевич

Судебный следователь г.Богушевич в совершенстве владеет своей профессией, в силу чего количество нераскрытых им преступлений из числа порученных ему для расследования весьма невелико... По ряду следственных дел он не всегда принимал к сведению мои указания и без достаточных на то оснований, исходя якобы из соображений так называемой гуманной целесообразности, отказывался привлекать к судебной ответственности лиц, которых надобно было привлечь...

Из аттестационного материала

товарища прокурора

на судебного следователя Ф.К.Богушевича.

Судебный следователь Богушевич, помимо выдающихся моральных качеств, отличался исчерпывающим знанием каждого дела, аккуратностью и трудолюбием.

Председатель Нежинского окружного суда

Л.И.Ланге.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Все истории, грустные и веселые, счастливые и несчастливые, начинаются чаще всего утром. Утром началась и эта история.

Еще во вторник судебный следователь Франтишек Богушевич договорился со своим помощником Потапенко и делопроизводителем Давидченко поехать в субботу с ночевкой на рыбалку. Давидченко рассказывал, что на Сейме начался щучий жор, хоть голый крючок закидывай - схватят. Богушевич и снасть приготовил: удочку для живцов, удочку для щук, донку, сачок, кукан. А жена, Габриэла - Габа, как он ее зовет, - купила тарани, сухой колбасы и полуштоф водки. Все эти дни Франтишек жил ожиданием рыбалки - очень уж он любил отвести душу на реке. Но в четверг утром, как только он пришел на службу, к нему в кабинет явились Давидченко и Потапенко, и Потапенко бросил ему на стол папку с бумагами.

- Мое почтение, пан Франтишек-Бенедикт. - Он часто с добродушной насмешкой обращался так к Богушевичу, ему, православному, было смешно, что у католиков по нескольку имен. - Рыбалке нашей аминь. Компания разваливается. Наслал черт новые преступления на нашу голову, и товарищ прокурора приказал начать следствие немедленно. Два дела - кража и поджог.

Потапенко служит первый год, человек молодой, а уже с животиком, полноватый, невысокий, с круглыми женскими плечами и лысиной на макушке. Парень он простой, свойский, перед начальством не выслуживается, не фискалит - качества, высоко ценимые на любой службе. Богушевич подружился с ним сразу, с первых дней. Потапенко любил компанию, любил опрокинуть рюмку - у него в столе частенько можно было найти бутылку водки или наливки. Правда, работает не очень рьяно, лишнего на него не нагрузишь. Холостяк, но вот-вот оженят. У его матери-вдовы, Глинской-Потапенко, мелкопоместной дворянки, есть в этом же Конотопском уезде поместье да в самом Конотопе - дом, где и живет в двух комнатах ее единственный сын и наследник Алексей. Остальные комнаты сдаются квартирантам.

- Каюк рыбалке, - повторил Потапенко.

- Ну и что такого, что Кабанов приказал, - сказал Давидченко. Подумаешь, Кабанов. А мы шмыг - и на речку, - и прыснул смешком.

- Дорогой Леонардо да Винчи, - покачал головой Потапенко, - поедешь, а он тебе такое влепит в аттестацию, что с ней даже в тюрьму не примут.

Давидченко - сын местного многодетного провизора - человек себе на уме, и все его уловки направлены только на то, чтобы извлечь для себя какую-нибудь выгоду, пусть копеечную. Худущий, длинный, с патлами, как у семинариста. Руки у него всегда потные, и перед тем как поздороваться, он сперва вытирает их о волосы. Имя Леонард было дано ему словно с расчетом на прозвище, вот и звали его все иронически Леонардо да Винчи.

Потапенко пододвинул принесенную им папку Богушевичу, который уже сел за стол, сам бухнулся в кресло напротив, достал из кармана пачку папирос в яркой упаковке, кинул на папку.

- Жертвую всю пачку. Французские. Знакомый отставной капитан подарил.

Богушевич спрятал пачку в ящик стола. Взял в руки папку.

- Алексей, - повернулся он к Потапенко, взглянул на него подозрительно. - Что-то ты больно весел, неужто рад, что не удастся порыбачить? - С подозрением он смотрел потому, что Потапенко был мастер разыгрывать, и Богушевич нередко попадался на его удочку. - Дурачишь меня, Алексей, ну, признавайся. Ей-богу, дурачишь.

- Вот те крест, Казимирович, - торопливо перекрестился Алексей. - Да ты на резолюцию взгляни.

И Богушевич поверил; острый холодок раздражения шевельнулся в груди. Нахмурился, развязал тесемки, уставился в бумаги.

- Черт бы побрал этих преступников, - вздохнул Потапенко. - Не могут дать нам хоть неделю покоя. Сговорились бы, сказали бы друг другу: давайте, панове, не будем в этом месяце ни красть, ни убивать...

- Ага, - не дал ему кончить Давидченко, - а за что бы нам тогда жалованье платили?

- Милейший Леонардо да Винчи, пожарникам платят, пусть и нет пожаров. Так? Так. Ну, ладно, не торчи здесь, иди к себе. Туда кто-то зашел. - И Потапенко слегка подтолкнул его к двери.

Давидченко потоптался еще немного и вышел, низко наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку.

- Устроить бы варфоломеевскую ночь всему этому сброду, - продолжал фантазировать Потапенко, - и очистить от него нашу необъятную империю.

Богушевич молча читал бумаги и даже не взглянул на своего помощника, который свободно развалился в кресле, обхватив сложенными руками живот. Поддавшись настроению упорно молчавшего Богушевича, замолк и Потапенко, наблюдал с любопытством, как тот хмурился, мрачнел, как морщился его широкий лоб, сердито щурились глаза и, оторвавшись от бумаг, на миг застывали. Потапенко любил этого лобастого, с пышными шляхетскими усами, спокойного и твердого в своих убеждениях человека, казавшегося на первый взгляд нелюдимым, любил и был рад, что посчастливилось служить с ним вместе. И завидовал его дару следователя. А у Богушевича и правда был некий особый дар, нюх, чутье при расследовании преступлений. Поэтому Потапенко с каждым очередным своим делом обращался за советом к старшему коллеге, и Богушевич никогда не отказывал, помогал, учил и сам брался вести допрос.