Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2

Председатель . — Громили вашу квартиру на Николаевской, а известные действия вы произвели на Мойке.

Беляев . — Я имел полное основание предполагать, что громили и искали меня… Когда узнали, что меня не было на Николаевской — у меня есть родственница, которая живет недалеко, в доме того же домохозяина, на Звенигородской, — дворники, вероятно, сказали, что очень может быть, что я там. И там были, направились к ней на квартиру. Она мне оттуда сказала по телефону. Я имел полное основание предполагать, ожидать, что придут и сюда, на Мойку. Меня искали, и, поэтому, я не признал возможным оставить материалы, которые у меня еще оставались.

Председатель . — Хотя непосредственной опасности тому месту, где вы находились, не было.

Беляев . — Но я считал, что, может быть, будет поздно, когда придут громить. Придут, раздобудут бумаги…

Апушкин. — А операция сожжения когда началась?

Беляев . — Началась… Я ушел около 3½–4 часов. Это продолжалось каких-нибудь 20 минут.

Апушкин . — А приготовления к операции были?

Беляев . — Я лично не приготовлял.

Апушкин . — А вы отдали приказание об этом когда?

Беляев . — Я помню, когда был в Адмиралтействе, то передал по телефону своему секретарю, чтобы, если будет опасность разгрома, у него были шифры и т. д., он все уничтожил. Он говорил, что у него было приготовлено, разложено, что у него имеется.

Апушкин . — Это было когда?

Беляев . — Это было ночью, с понедельника на вторник, когда мы были в Адмиралтействе, с 27 на 28.

Апушкин . — С 27 на 28. А сожжение последовало 1-го?

Беляев . — Да, верно.

Апушкин . — За исключением нескольких бумаг?

Беляев . — За исключением одной записки, которая была мне передана нашими союзниками и которая представляла секрет. Я ее положил в отдельный маленький ящик, думая, что когда-нибудь увидят, что собственно никаких бумаг нет, эта бумага останется в маленьком ящике, не в шкапу.

Алушкин . — Почему вы не сочли нужным перевезти эти бумаги в генеральный штаб, который не громили?

Беляев . — Потому, что совершенно не представлялось возможным. Это было 1 марта. Я уже никаких бумаг не получал из главного управления, и вообще сообщение, переход был настолько затруднен, что, я даже помню, те бумаги, которые подписал, которые подлежали передаче, — чрезвычайно боялся, каким образом они могут быть переданы, потому что в то время, 1 марта, было исключительно трудное время.

Апушкин . — А почему вы не обратились в государственную думу, к председателю государственной думы, не сказали, что у вас имеются ценные документы, которые нужно охранить?

Беляев . — Я говорю, я обратился в государственную думу, когда меня громили на Николаевской.

Апушкин . — Нет, по поводу бумаг?

Председатель . — Вопрос в том, почему ничто не натолкнуло вас на мысль обратиться в государственную думу с просьбою охранить эти бумаги?

Беляев . — У меня маленький дом был, где живет военный министр. Это не есть учреждение, это не есть, как у морского министра. Морской министр живет в министерстве.

Председатель . — Но от величины дома это не зависит. Естественно, казалось бы, как вы не напали на мысль.

Беляев . — Совершенно верно. Но я помню… материалы, которые мы сообщали на конференции союзников… вот они…

Председатель . — Я не понимаю деления вашего материала. Один секретный документ, так как он в единственном числе, так я его оставлю. Другой документ, тоже секретный, который нам предложили союзники, так я спрятал куда-то в ящик…

Беляев . — Этот самый и есть. В маленьком ящике. Приходят. Шкапы пусты, письменный стол пуст, а в маленьком ящике я оставил.

Иванов . — Скажите, в эти дни, о которых сейчас идет речь, вы ждали какой-либо защиты от прихода войск извне? Вы ждали войск генерала Иванова? Имели какие-либо сведения?

Беляев . — Да, имел, я получил телеграмму из Ставки, что будет командирован генерал Иванов. Было сделано даже такое распоряжение, — высочайше повелено, чтобы все министры подчинялись распоряжению генерала Иванова.

Председатель . — Было сделано такое распоряжение? Вы как получили эту телеграмму?

Беляев . — Телеграмма была из Ставки.

Апушкин . — Эта телеграмма тоже была сожжена?

Беляев . — Да.

Председатель . — По какому проводу вы получили эту телеграмму?

Беляев . — По прямому проводу, который находится в доме военного министра. Непосредственно прямой провод, это — генеральный штаб — Ставка, и уже дом военного министра соединен с генеральным штабом. Так что это перевод, но передача непосредственная.

Председатель . — Ответьте, пожалуйста, на вопрос.

Беляев . — Должен был приехать генерал Иванов, с ним должны были приехать 3 роты георгиевского батальона. Затем должна была быть командирована от фронтов часть войск.

Иванов . — В каком количестве, было указано?

Беляев . — Да, дивизия.

Иванов . — А не больше?

Беляев . — Одна бригада должна была быть от северного фронта, а другая бригада — от западного фронта. От южного фронта не было.

Иванов . — Вы не помните, когда была получена телеграмма?

Беляев . — Я получил, вероятно, 28-го, во всяком случае, я ожидал приезда генерала Иванова с частью войск утром 1-го марта, так по моим предположениям выходило. Когда мы были в Адмиралтействе, генерал Иванов вызвал генерала Хабалова, — так как в Адмиралтействе тоже есть прямой провод, — для того, чтобы переговорить с ним. И я узнал, что утром 28-го он был еще в Ставке. Следовательно, предполагая, что он выедет с поездом около 4-х часов, я имел основание ожидать его 1-го марта, в 11 часов утра.

Иванов . — А это не по вашему сообщению предполагалось прислать? Вы ничего не сообщали, не требовали поддержки?

Беляев . — Я сообщал о положении.

Апушкин . — Вы передавали генералу Хабалову сообщение о том, что на его место главнокомандующего назначается генерал Иванов?

Беляев . — Виноват, не на его место, но что вообще главнокомандующим назначается генерал Иванов.

Апушкин . — В период, когда вы выходили с частями и занимали Зимний дворец, вы не давали приказания генералу Занкевичу вступить в командование войсками?

Беляев . — Нет. Я помню, написал генералу Алексееву телеграмму «в помощь генералу Хабалову», вместо отсутствующего генерала Чебыкина, но генерал Хабалов все время оставался. Так что он, конечно, мог не командовать войсками, как командующий, но не было, так сказать, объединителя, не было соединительной крупной единицы. Вот как я понимал роль Занкевича.