Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2

Председатель . — А 23-го февраля не было ли у вас заседания совета министров в вашей квартире?

Голицын . — 23-го, в четверг? Кажется, нет.

Председатель . — Вы не помните, тут был Хабалов?

Голицын . — Нет, это было позже. Это было, кажется, в субботу или в воскресенье. Но до пятницы я не подозревал даже, что будут такие беспорядки. Как я говорю, я проехал совершенно спокойно в совет министров и назад.

Председатель . — Вы считаете, что это было в субботу. Будем говорить относительно пятницы. Вы сказали, как поехали и как уехали, но не сказали, что было в заседании совета министров?

Голицын . — Были обыкновенные дела. О беспорядках даже никто не говорил, и для меня был сюрприз, что я не мог проехать той же дорогой.

Председатель . — Протопопов был на этом заседании?

Голицын . — Нет.

Председатель . — Может быть, суббота вам более памятна?

Голицын . — В субботу был Хабалов. И тут зашла речь о том, что предполагается в государственной думе в понедельник ряд выступлений, который повлечет за собой со стороны правительства обязанность распустить думу. Как я вам докладывал, я был против этого. Многие мои коллеги были тоже против. Тогда я просил министра иностранных дел и земледелия, так как они знали большое количество членов думы, переговорить с членами думы о том, правда ли это и как из этого выйти. Они ко мне приехали, повидавшись с членами думы, кажется, с Маклаковым и Балашовым, и сказали мне, что, по их мнению, нужно сделать перерыв, дабы страсти улеглись. Это заставило меня на несколько дней сделать перерыв, боясь роспуска. Это было в субботу.

Председатель . — Т.-е. 25-го? Когда же вы получили от государя указание на перерыв? Когда у вас был последний доклад?

Голицын . — Я должен вам сказать, что у меня были готовые бланки, переданные государем, неиспользованные.

Председатель . — Приготовленные еще в декабре?

Голицын . — Да, когда был Трепов.

Председатель . — Разве вы не истратили их, когда отсрочивали думу с 12-го января по 14-е февраля?

Голицын . — Тогда был специальный доклад для этого.

Председатель . — Вы предложили бывшему императору два варианта относительно отсрочки с 12-го на 14-е?

Голицын . — Нет, на 31-е и на 14-е.

Председатель . — Раз мы вернулись к этой дате, вы может быть скажете, за что вы стояли и за что стоял бывший император?

Голицын . — Я стоял за более продолжительный срок, т.-е. не 31 января, а 14 февраля, мотивируя тем, что тут масленица, что 14 февраля на первой неделе поста. Государь ничего на это не сказал.

Председатель . — Теперь вернемся к роспуску думы в феврале. Значит, вы воспользовались декабрьским бланком. Что же, этот бланк был передан вам бывшим председателем совета министров на неопределенное время? Вы могли когда угодно им воспользоваться?

Голицын . — Да, я потом только поставил число и год.

Председатель . — Значит, вы в феврале воспользовались этим декабрьским бланком, не переговорив с бывшим государем?

Голицын . — Нет, я докладывал.

Председатель . — Когда же вы имели доклад и что вы докладывали?

Голицын . — Я не помню. Это было за несколько дней до поездки государя на фронт, последней поездки, после которой я его не видел. Я не помню, какого числа это было, у меня память слаба.

Председатель . — Что же вы доложили относительно политического положения и относительно вашего отношения к думе? Тогда дума была собрана?

Голицын . — Да, была собрана. Я доложил, что у меня есть бланки и что я использую их по своему усмотрению. Когда государь уезжал, он не предполагал, что будет то, что совершилось, и я не предполагал, что представится надобность делать перерыв, а напротив, будучи очень доволен первым заседанием, думал, что это так и пойдет. Затем было заседание по случаю смерти Алексеенко, члена государственной думы, на котором я был. Все шло хорошо и гладко. Я думал, что так и пойдет. Теперь я помню, что я об этом перерыве государю не докладывал, и он не знал, что у меня были бланки, которыми он разрешил мне воспользоваться.

Председатель . — Значит, ваш доклад о думе был докладом успокоительным?

Голицын . — Безусловно. Я даже доложил, что речь Родзянко, при открытии думы, производит хорошее впечатление, и настроение мне казалось хорошим.

Председатель . — Вы эти бланки и пустили в ход после решения совета министров?

Голицын . — Я должен сказать, что это не было решение совета министров. Это было совещание совершенно частное, даже журнал не составлялся.

Председатель . — Где это было?

Голицын . — У меня на квартире, 25-го, в субботу.

Председатель . — Будьте добры сказать, какая была ваша позиция и некоторых министров, в частности Протопопова?

Голицын . — Покровский был безусловно против роспуска, потому что сначала был вопрос о роспуске. Он говорил очень убедительно, некоторые возражали и настаивали на роспуске, а затем я присоединился к тем, которые говорили против роспуска за перерыв, опираясь на совет членов думы.

Председатель . — Редакция указа в случае роспуска и в случае перерыва должны быть различными?

Голицын . — Да.

Председатель . — У вас были бланки, на которых стояло имя Николай без текста?

Голицын . — Без текста. Я сам собственноручно вписал текст.

Председатель . — Значит, был текст и был оставлен пробел? Т.-е. два текста с пропусками и с подписью Николай, один о роспуске, другой об отсрочке?

Голицын . — Нужно было только вставить год и число. Написано 1 апреля.

Председатель . — Значит, вы могли воспользоваться, не спрося главу верховной власти?

Голицын . — У меня на это было разрешение от него словесное. Я ему доложил, что от Трепова получил бланки, он говорит: «держите у себя, а когда нужно будет, используйте».

Председатель . — Какая позиция была Протопопова в отношении отсрочки?

Голицын . — Он был за роспуск.

Председатель . — А большинство министров стояло за отсрочку?

Голицын . — За перерыв почти единогласно.

Председатель . — Против него?

Голицын . — Да, вообще он не пользовался симпатиями в совете министров; исключениями были Добровольский и Раев. Раев его поддерживал.

Председатель . — В этом заседании Хабалов сделал вам доклад о положении столицы?

Голицын . — Раньше я Хабалова не знал, никогда не видел и познакомился с ним, когда он был назначен. Он на меня произвел впечатление тяжелодума, очень не энергичного, мало даже сведущего. А тут он совершенно растерялся, и его доклад был такой, что даже нельзя было вынести впечатления, в каком положении находится дело, чего можно ожидать, какие меры он предполагает принять, — ничего. Это был какой-то сумбур.