Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

- Я бы лучше... Пусть лучше смерть!

- Люди-то, Вася, разные. - Голос Паровозникова был теперь негромким и мягким. - Ты бы - да, я это знаю. Другие смерти боятся. И этот ад выдержать не могут. Мы это должны понимать. Чтобы как-то помочь самым стойким и сильным вынести этот ад, выжить. Только это не так часто, не всегда удается. - И тут голос Паровозникова дрогнул. - Губарев... я должен тебе сказать...

Бледнея, Василий начал подниматься. Он находился в лазарете уже вторую неделю, начал ощущать, как крепнут у него руки и ноги, но сейчас сил не хватило даже, чтобы встать во весь рост, он мешком плюхнулся обратно на стул.

- Что? Что?!

- Нет больше Вали Губарева. Айзель погнал его вчера на пост охранников...

В голове Василия больно загудело. Словно откуда-то издалека донеслись слова Паровозникова:

- И это известие надо воспринять спокойно. Спасти его было невозможно. И так же спокойно делать то, что нужно... и что можно.

Паровозников мог рассказать Василию кое-какие подробности и причины скорой гибели Валентина. Айзель каким-то образом догадался или подозревал, что Кружилин, номер 42316, исчез с помощью Губарева. Куда и как исчез - не знал, но, будучи неглупым по этой части, понимая, что, если эсэсовское начальство о таком случае узнает, его авторитету прибавления не будет, большого шума поднимать не стал. Он попытался навести справки о поступивших в ту ночь в лазарет. Об этом сказал один из санитаров, верный и преданный человек. А ничего не узнав, взялся за Губарева...

Но, видя состояние Василия - тот сидел окаменевший, стеклянными глазами смотрел куда-то мимо, - говорить обо всем этом Никита Гаврилович ничего не стал.

- Свое обещание он выполнил, - прошептал Василий. - Он ему пообещал: "Одну возможность для побега я устрою..." И вот - выполнил.

И вдруг остывшие глаза Василия начали быстро наполняться слезами. Он как-то всем телом вздрогнул, будто враз сбросил с себя оцепенение, ударился головой об стол, раз, другой, закричал:

- Почему?! Почему? Почему-у?!

Паровозников торопливо схватил его за плечи, сильно тряхнул.

- Успокойся! Слышишь? Я приказываю!

- Хорошо... - всхлипывая, сказал Василий.

- Себя... и других погубишь!

- Я это понимаю теперь - надо спокойнее... - по-мальчишески вытирая рукавом слезы, сказал Василий. - Но ответьте, объясните... я давно заметил это: почему во всех лагерях, повсюду, самое зверское обращение с нами? Самые страшные пытки - нам! Самые страшные издевательства - нам...

- Потому, что мы русские, Вася, советские, - сказал Паровозников спокойно. И, отойдя от Василия, молча постояв у стола, прибавил: - А все советское ассоциируется у них со словом, с понятием - русский. Они, фашисты... да и не только одни фашисты, хотят нас истребить поголовно. За то, что мы осмелились жить и живем по человеческим законам. И показываем в этом пример другим. За революцию семнадцатого года. Они не могут справиться с ней. Они рассчитывают уничтожить ее и память о ней на земле, если уничтожат нас физически всех до последнего...

- Там, в Жешуве, конопатый эсэсовец обещал не всех, - с горечью усмехнулся Василий. - Помните?

- Правильно. А остальных превратить в рабов. Я помню. Причем в рабов бессловесных и покорных. Они рассчитывают остальных стерилизовать, чтобы не было потомства. Потушить мозг, чтобы и проблеска сознания не возникало...

- И это... такое возможно?! - едва пошевелил губами Василий.

- Если ты имеешь в виду медицинскую сторону - возможно. Я врач, я это знаю. Они делают давно различные чудовищные опыты над людьми. И здесь, в Бу-хенвальде, и в других лагерях.

- Я имею другое... - Горло Василия перехватывала судорога.

- Нет, Вася. Чудовищным этим планам сбыться не суждено. Они прольют море крови и уничтожат миллионы людей. Не только русских. Но с разумом человеческим им не справиться, не одолеть его. Жизнь им не остановить. Живое вечно стремится к жизни. В борьбе с ней они погибнут сами. И только бесконечное проклятье будет витать над их тенями. А жертвы их приобретут вечное бессмертие.

Паровозников говорил это, сидя теперь, рассматривая свои длинные, сильные пальцы.

- Вот Губарев Валентин, скажем, - продолжал Никита Гаврилович тем же ровным и спокойным голосом. - Физически они его уничтожили. А духовно? Ведь он с самого начала отчетливо сознавал, что, отправляя тебя вот сюда, к нам, обрекает себя на смерть.

- Он это... знал?! - прошептал Василий.

- Конечно. Не за Назарова же браться Айзелю после твоего исчезновения... Знал. Но пошел на это. И ты, если останешься жив, не забывай этого никогда...

Василий, потрясенный, молчал.

- Он это знал, - повторил Паровозников. - Но им никогда не понять, почему он пошел на это, что его заставило на такое решиться. Им не понять природу нашей психики и характера, не понять нашу духовную природу. Вот почему их людоедские планы обречены на провал, а сами они все мертвецы. Живые пока мертвецы.

Никита Гаврилович умолк и молчал довольно долго, сидел недвижимо. Затем вздохнул, откинулся устало на спинку стула.

- Ладно, Василий, довольно об этом... Подумаем, что дальше нам делать.

- А дальше что? - ответил Кружилин невесело. - Они прольют море крови, уничтожат миллионы людей. Я вот, как и Валька Губарев, буду в числе этих миллионов. Назаров - не будет.

- Возможно, и так, - чуть прихмурился Паровозников, будто недовольный унылым голосом Кружилина. - Если возвратишься в каменоломню, Назаров, как я понимаю, попытается от тебя побыстрее избавиться. Твое присутствие рядом будет ему с каждым днем невыносимее.

- Пока он даже... даже послабления кой-какие мне и Вальке делал.

- Да, это пока, - вполголоса повторил Паровозников. - Пока это он просто от неловкости... Да что я говорю о Назарове? Айзель тебя из списка своей команды исключил, конечно. "При попытке к бегству", "При попытке покушения" здесь много различных формулировок. Вернешься - он это все организует задним числом... - Голос Паровозникова окреп. - Значит, так, Василий. И слушай меня не перебивая. Я мог бы выписать тебя отсюда под другим номером, вместо любого умершего у нас заключенного, и направить с помощью друзей в какую-нибудь другую команду. Но в лагере находиться тебе опасно. Это смертельно. Если случайно увидит и опознает тот же Айзель? Или Хинкельман? Значит, есть только единственный выход - отправить тебя с транспортом в какую-либо внешнюю команду Бухенвальда. Их вокруг Веймара сотни полторы. Подкормлю вот тебя еще немного тут, попрошу кое-кого подобрать более или менее спокойную команду. Хотя, конечно, везде... Ты понимаешь, о чем я говорю?

- Неужели... Неужели это возможно? - спросил Василий вместо ответа, стараясь сдержать опять проступающие слезы. - Чтобы отсюда, из этого ада, хоть куда...

- Видишь ли, Вася, если делать дела спокойно, без эмоций, то кое-что иногда нам удается, - негромко ответил Никита Гаврилович Паровозников.