Анатолий Иванов - Вечный зов (Том 2)

- Похоронили? - спросила негромко жена.

- Да... Я прилягу, Тося. На полчаса.

- Ложись. А я борщ пока заправлю.

Жена его да и сам он давно примирились с мыслью, что единственный сын их погиб, примирились потому, что ничего другого не оставалось. Они о нем, чтобы не расстраивать друг друга, никогда не говорили, но каждый думал о Васе про себя, и оба сохли и чернели, особенно она, превратившаяся почти в живой скелет.

Лежа на диване спиной к стене, Поликарп Матвеевич и сейчас подумал о сыне, вспомнил его голос и смех и, чтобы отогнать это мучительное состояние, быстро поднялся.

- Ты же хотел полчаса?

- Хватит. Готов твой борщ?

- Садись.

Хлебая из тарелки, он все думал теперь о Полиповой, в голове опять зазвучали се слова: "Я говорила... Я не хотела... Савельева ваша..." Что же она "не хотела"? Как понять это ее слово?

Он поглядел на часы - до конца рабочего дня оставалось еще порядочно времени.

Подойдя к телефону, попросил соединить его с библиотекой и, когда там сняли трубку, сказал ровным голосом:

- Полина Сергеевна, будьте добры, зайдите ко мне в четыре часа.

* * * *

Она пришла ровно в четыре, порог кабинета переступила смело, с каким-то вызовом. В красивых, холодноватых глазах ее не было теперь ни тревоги, ни тем более испуга, был только этот неприязненный холодок, и больше ничего.

- Садитесь, - сказал Кружилин.

Она опустила в истертое кожаное кресло свое полное и крепкое тело, обтянутое светлым платьем, закрыла старой легкой косынкой, которую принесла в руке, обнаженные толстые коленки и сразу проговорила:

- Если вы насчет Малыгина, то я скажу... Хохлову тогда не сказала, а вам отвечу: да, я с ним живу.

- Нет, я не насчет Малыгина... - усмехнулся Кружилин. - От Петра Петровича какие известия? Он все еще в Узбекистане?

- Нет. Он сейчас уже на фронте.

- Вот как!

- Разве это удивительно?

- Нет, конечно... Я хотел спросить у вас кое-что о Елизавете Никандровне...

Она вскинула ресницы, губы ее, дрогнув, сложились в скобочку и тут же расправились. И по ее движениям Кружилин догадался: она ждала именно этого вопроса.

- Спрашивайте.

В голосе ее Кружилину почудилось что-то нехорошее, какая-то глубоко запрятанная насмешка. Он внимательно и сурово поглядел на Полипову. В выражении лица ее ничего не изменилось, в глазах стоял тот же холодок.

- Расскажите еще раз, как... как это произошло?

- Как? - Голос ее дрогнул. - Она сидела за столом, просматривала формуляры... В библиотеке никого не было. У нас вообще мало читателей. Кому читать? Только школьники. Потом вскрикнула, застонала... Она поднялась и тут же повалилась на пол... И я сразу кинулась звонить вам.

- Вы сказали - на пол... Но когда мы с Хохловым вошли, она лежала на диване.

- Ах, боже мой! - Голос ее теперь наполнился злой иронией. И она это не проговорила, а почти прокричала: - Вы что, следователь? Вы меня... в чем-то подозреваете? Ну да, на диване. Когда она стала падать, я подхватила ее, успела еще отвести к дивану. И там она скончалась. Я в это время звонила уже вам. Вам!

- Нет, я вас ни в чем не подозреваю, - сказал Кружилин, помолчал, тупо глядя в настольное стекло. - И все-таки... странно вы говорите. "В это время..." Но вы же, Полина Сергеевна, по телефону определенно сказали: "Она умерла!" Уже... значит... А вы говорите - в это время, когда она умирала, вы только звонили. Странно.

- Странно, да? Странно? - дернулась она в кресле, потом вскочила, грудь ее начала толчками трястись. - Значит, я... я это ее убила, понятно? Убила, зарезала! То есть не-ет! Не ножом... У нас железная палка есть, сторожиха ею дверь закладывает. Я ее этой палкой... Ее осматривали врачи, пусть они скажут.

В глазах Полиповой металось темное пламя, она была близка к истерике.

- Успокойтесь! - повысил голос Кружилин. - Что вы, как... - Он хотел сказать "как баба", но сдержался, подумав, что баба она и есть. - Никто вас в этом, в таком... не собирается обвинять. Елизавета Никандровна скончалась от острого сердечного приступа.

- Тогда я при чем? Что вы надо мной издеваетесь? За Малыгина спрашивайте, ваше право. Да и то... кто вам его дал? Это мое... наше с ним дело. Мне, в конце концов, и сорока еще нет. С Малыгиным у нас по-серьезному все, может... Я при чем тогда? И вы можете умереть от такого приступа, и я... Любой. При чем?

Она говорила это, задыхаясь, по лицу ее шли красные пятна.

"Да при том, что приступ такой у нее, у Елизаветы Никандровны, можно было легко вызвать", - думал Кружилин, остро ощущая, как поднимается в нем волна гнева и ненависти к этой красивой и сытой женщине. Он теперь был уверен, что она и вызвала каким-то способом у жены Антона этот приступ, во всяком случае, была причастна к этому. Но как это докажешь? А если даже и докажешь, если сама она в этом признается даже, что толку, что это даст? К ответу за смерть Елизаветы Никандровны эту женщину не привлечешь, хотя она и виновата, вероятнее всего, в этом. Жизнь, жизнь, в каких тайных и темных глубинах она только не течет, в каких крайностях и сложностях не проявляется? Живя, люди любят и ненавидят по различным причинам друг друга, и это имеет в конечном счете прямое отношение к их жизни и к их смерти. Любят за характер, за свойство души, за мировоззрение и миропонимание. И ненавидят, порой смертельно, за это же. В мире извечно существуют огонь и вода, жар и холод, свет и тьма, добро и зло. И куда ни повернись, какой случай ни возьми, увидишь только это, если присмотришься внимательно.

- При чем вы тут... или ни при чем, это вам лучше знать, - сдерживая себя, сказал Кружилин Полиповой. - Пусть будет это на вашей совести. Идите...

Но она как стояла, так и стояла, будто не слышала его слов.

- Совести? - спросила она вдруг тихо, глухо, губы ее дернулись. - А что вы знаете... что можете знать о моей совести? Что это вообще такое?!

Губы ее дергались все сильнее и сильнее, одновременно в глазах все яростнее разгорался черный огонь. Потом она упала обратно в кресло, затряслась, забилась в истерике.

Кружилин встал, налил из графина, стоящего на тумбочке, стакан воды.

- Успокойтесь...

- Уйдите! Уйдите! - кричала она сквозь косынку, которую прижимала к лицу, и мотала головой. Кричала так, будто он был в кабинете посторонний.

* * * *

Кружилин в своих предположениях относительно неожиданной смерти жены Антона был прав. Когда Елизавета Никандровна впервые появилась в библиотеке, Полипова встретила ее молчаливо и неприязненно, потом с усмешкой сказала:

- Садитесь на абонемент. Работа простая - принимать от читателей и выдавать им книги.

И Елизавета Никандровна принимала и выдавала, с заведующей библиотекой никогда не здоровалась и не разговаривала. Молча приходила утром, хмурая, и молча уходила вечером.

Полипова на это лишь усмехалась, затем усмехаться перестала, тоже начала хмуриться. Иногда, отвернувшись к окну, о чем-то подолгу думала, глядя, как ветер треплет за стеклом листья деревьев. Теперь Елизавета Никандровна, изредка взглядывая на нее, усмехалась.