Олег Казаринов - Обратная сторона войны

Конечно, подобных трагических ситуаций на море было немало. Но после прочтения обеих книг в хронологическом порядке их издания, невольно создается ощущение, что какой-то моряк с чемоданом специально путешествовал с каждым конвоем по огненно-ледяной пустыне Арктики только для toЈц, чтобы лишний раз прыгнуть с палубы тонущего корабля.

Только если у А. Маклина он проделал это легко и как бы небрежно, и лишь другие гибли под страшными ударами корабельного корпуса, то В. Пикуль доконал таким ударом именно моряка с чемоданом. Видимо, чтобы больше никто впоследствии не применял в литературе этот душераздирающий эпизод. В. Пикуль так и написал: «…остался только его чемодан».

Отбросим остроты. Следим за текстом дальше. А дальше А. Маклин описывает противоборство избитого конвоя с израненной вражеской подлодкой и отдает должное отчаянному мужеству германских подводников.

«Крейсер «Улисс»:

«Теперь лодка больше не погружалась. Ни командиру ее, ни экипажу храбрости было не занимать. Распахнулся рубочный люк, и по скоб-трапу на палубу посыпались матросы, которые тотчас бросились к пушке, готовые вступить в безнадежное единоборство с превосходящим их силой и числом противником. (…) Лихорадочно вращая маховики, они разворачивали ствол орудия, наводя его на приближавшийся с каждой секундой смертоносной форштевень эсминца. (…) Первый снаряд оказался и последним; орудийную прислугу точно сдуло ветром: одни комендоры упали возле орудия, другие, судорожно дрыгая ногами, полетели за борт.

Началась расправа. «Вектра» была вооружена двумя счетверенными скорострельными установками (…) Расположенные на полубаке корабля, обе одновременно открыли огонь, выплевывая каждые десять секунд триста снарядов. Избитое выражение «смертоносный ливень» оказался бы тут как нельзя более кстати. Более двух секунд на открытой палубе подводной лодки не удавалось продержаться никому. Спасения от этого града не было. Один за другим в самоубийственном порыве выскакивали из рубочного люка немецкие подводники, но никому из них не удавалось добраться до орудия».

В. Пикуль ловко растаскивает этот эпизод на целых два фрагмента. На целые две вражеские подводных лодки, сражающихся с яростью обреченных. Но любой читатель может их сложить и, так сказать, сравнить с оригиналом.

«Реквием каравану PQ-17»:

«В отчаянии немцы стали бить снарядами в днище сторожевика. Это было страшно и для них — близкие взрывы сбивали в море людей, уже мертвых от контузии. Но на смену убитым из рубки выскакивали другие. Ожесточение опытного врага было невероятно». (…)

Через визир наводки Брэнгвин видел их даже лучше — как из окна дома через улицу. Бородатые молодые парни (видать, давно немытые) орудовали у пушки так, будто других занятий в мире не существует… (…)

С третьей обоймы Брэнгвин сбросил с палубы лодки ее комендоров. Он видел, как оторвало руку одному фашисту, и эта рука, крутясь палкой, улетела метров за сорок от подлодки. Пушка немцев замолчала, дымясь стволом тихо и мирно, словно докуривала остатки своей ярости.

— Больше ни одного к пушке не подпущу! — крикнул Брэнгвин».

Никто не спорит с тем, что в аду Второй мировой повсеместно корабли шли на таран, зачастую гибли сами, увлекая за собой в морскую бездну поверженного врага.

«Крейсер «Улисс»:

«Сначала всем показалось, что «Вектра» пройдет по носу подводной лодки, не задев ее, но надежда эта тотчас угасла.

Стремительно спускаясь по крутому склону волны, нижней частью форштевня «Вектра» нанесла мощный удар по корпусу подлодки метрах в десяти от ее носа и рассекла каленую сталь прочного корпуса лодки, словно он был из картона. (…) Вследствие какой-то необъяснимой случайности в зарядном отделении одной из торпед взорвался заряд тола — вещества, обычно чрезвычайно инертного и стойкого к ударам. А это, в свою очередь, вызвало детонацию торпед в соседних стеллажах. (…)

Огромные каскады воды медленно, словно нехотя устремились вниз, и взорам наблюдателей предстали «Вектра» и подводная лодка, вернее, то, что от них осталось».

В. Пикуль, очевидно, старался показать, что советские моряки были ничем не хуже англо-американских. И таранили немцев так же. Причем судя по его описанию, точно так же.

«Реквием каравану PQ-17»:

«Ставя лодку кормою к противнику, он хотел избежать тарана. Узкая, как лезвие ножа субмарина могла спастись — корабль мог промахнуться. Но сторожевик (без мостика, без командира) настиг подлодку. Его изуродованный форштевень снова полез на врага, круша его в беспощадной ярости разрушения.

Последним проблеском сознания, почти автоматически, Зеггерс отметил, что в кормовых аппаратах только одна торпеда, а другие уже расстреляны. Но и одной хватило на всех, когда она сработала от удара корабля.

Гигантский гейзер пламени, воды и обломков вырос над океаном. Грохочущей шапкой он накрыл два корабля, сцепившихся в жесточайшем поединке».

Напоминает школьное изложение по предложенной картинке, не правда ли? Так и представляешь скучающую учительницу, проверяющую стопку тетрадей своих шалопаев.

А каково читателю, вынужденному по два раза перечитывать описание одного и того же момента разными авторами?

Книга о войне, о человеческом мужестве, не может, не имеет права быть скучной или вызывать раздражение. Она не должна вызывать недоверие, скептическое отношение к написанному, не должна провоцировать ерническую ухмылку и быть поводом для злых шуток.

Ведь каждый любитель военной истории испытывает благоговейный трепет, когда берет в руки новую книгу на интересующую его тему.

Это подобно своевременному подношению патронов к пулемету при отражении вражеской атаки; подползанию под адским огнем семнадцатилетней санитарки к грузному обожженному бойцу.

По крайней мере я испытываю именно такое чувство.

И однажды, проходя срочную службу в рядах Советской армии, я вместо отбоя потратил свое личное время на посещение так называемой «Ленинской комнаты». (Молодым читателям я объясню: так назывались классы, в которых личный состав идеологически и теоретически подготавливали к войне.)

И там в толстых газетных и журнальных подшивках я наткнулся на отрывок романа Олега Михайлова «Браво, Русь!», опубликованный в журнале «Советский воин».

С первых строчек я понял, что речь идет о русских солдатах под командованием Кутузова.

Сразу скажу, что роман «Кутузов» Леонтия Раковского в свое время перевернул всю мою жизнь. Когда я был маленьким мальчиком и пропускал школу по болезни, я просил свою бабушку читать мне его, пока лежал с горчичниками и градусником. А уж сам я читал его за завтраком, обедом и ужином, под одеялом с фонариком (когда ругалась мама), лежа в ванной, находясь — прошу прошения — в сортире.