Габриэль Городецкий - Роковой самообман

Органы безопасности тоже проявляли нерешительность. На банкете, данном японским послом, обсуждалась все большая вероятность нападения немцев, назывались возможные даты — 15 или 20 июня. Рассматривались различные сценарии нападения. Тем не менее, эта точнейшая информация, подогнанная затем по кремлевской мерке, превратилась в предположение, что война начнется после заключения англо-германского соглашения, возможно, на основе предложений, переданных в Лондоне Гессом. Более того, считалось само собой разумеющимся, что войне будут предшествовать жесткие требования, чтобы Советский Союз присоединился к Оси и оказал Германии «более эффективную экономическую поддержку». В конечном итоге, казалось, «угроза войны» использовалась «как средство давления» на Советский Союз {1086} 1086 ЦА ФСБ РФ. Ф. 6894. Л. 238-239. 3 июня 1941. .

До второй половины апреля невозможно было увидеть во всей полноте наращивание сил немцев. Первоначальный этап развертывания немецких войск сводился к мобилизации и созданию инфраструктуры. Осуществлялось все это медленными темпами с середины декабря по март. Второй этап проходил с умеренной скоростью с марта до середины апреля, а ускоренные третий и четвертый этапы, включающие переброску моторизованных частей, начались в конце апреля. Резервы должны были выступить только после начала военных действий {1087} 1087 Van Creveld. Hitler's Strategy. P. 150. . Постепенно, но систематически проводимая советская мобилизация и развертывание сил являлись прямым ответом на угрозу со стороны Германии, ныне четко отражаемую многочисленными донесениями военной разведки {1088} 1088 См. раздел «Тучи сгущаются» в гл. 6. .

Жукова, едва он вступил в свою новую должность начальника Генерального штаба, все больше беспокоили посыпавшиеся на него разведывательные сведения. Особенно угнетали его наложенные на него ограничения. Пристальное внимание Сталина к дипломатической «большой игре», с помощью которой он надеялся уберечь СССР от войны, резко контрастировало с весьма малым интересом, проявляемым им к военным делам и к деятельности своего нового начальника Генерального штаба. Тоталитарный режим Сталина зиждился на разделении различных ветвей власти. В результате Красная Армия была далека от политического процесса и редко осознавала его смысл. Сталинская дача, его кабинет в Кремле и, в меньшей степени, Политбюро, — возможно, единственные места, где сходились военная и политическая сферы, но как Жуков, так и Тимошенко лишь иногда бывали там. Фактически по мере приближения войны значительная часть разведывательной информации утаивалась от армии, вероятно, чтобы не дать ей повода настаивать на конкретных действиях {1089} 1089 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. С. 362 — 363. Подобное признание раньше не печаталось; ссылка на разведку является спорной. .

В конце февраля Тимошенко устроил Жукову встречу со Сталиным. «Но имей в виду, — предупредил он Жукова, — что он не будет слушать длинный доклад. То, что ты рассказал мне за три часа, ему нужно доложить минут за десять». Сталин принимал Молотова и других членов Политбюро. Задачу начальника Генерального штаба отнюдь не облегчал факт присутствия его старых товарищей генералов Мехлиса и Кулика, пользовавшихся в последнее время симпатией Сталина, преданных и услужливых, однако не отличавшихся сколько-нибудь существенными военными успехами. Жданов и Ворошилов были тут же под рукой, чтобы поддержать взгляды Сталина по поводу военных дел {1090} 1090 Erickson J. Road to Stalingrad. P. 81; Известия ЦК КПСС. 1990. № 2. С. 202-203. . Смущенный окружением, Жуков ограничился кратким замечанием, что «ввиду сложности военно-политической обстановки необходимо принять срочные меры и вовремя устранить имеющиеся недостатки в обороне западных границ и- в вооруженных силах». «Вы что же, воевать думаете с немцами?» — вставил Молотов, но Сталин шикнул на него, давая Жукову закончить доклад, пока сервировался обед. Тревоги Жукова никак не повлияли на атмосферу, царившую на даче. Обед, как всегда у Сталина дома, был прост: густой украинский борщ, гречневая каша, много тушеного мяса, затем компот и свежие фрукты. Сталин находился в игривом расположении духа, отпускал шутки, потягивая легкое грузинское вино «Хванчкара», предложенное всем присутствующим, хотя большинство предпочитало коньяк. Прощаясь с Жуковым, Сталин дал добро на разработку планов, хотя и велел «не фантазировать насчет того, что мы пока материально обеспечить не можем» {1091} 1091 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 1. С. 341 — 343, 345. О сталинской даче и светской жизни см.: Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. .

Поэтому первоначальный план развертывания был расплывчат и весьма ограничен. Пересмотренный график предусматривал завершение мобилизации к 15 июля {1092} 1092 АГШ РФ. Ф. 8. Оп. 2729. Д. 28. Л. 61-82, 214-226, 262-263. Соколовский (Генштаб) — командующим Западным, Дальневосточным округами и Военно-воздушными силами, 2 — 7 марта 1941. . В значительной степени разработчики действовали, не столь уж отличаясь от своих коллег в Германии, в политическом вакууме. Однако, в отличие от немцев, они не пользовались поддержкой руководства и поэтому не могли проявить воображение и инициативу в поиске путей предотвращения угрозы. План, переданный Сталину в единственной копии 11 марта, являлся естественным следствием мобилизационных предписаний и не отличался изобретательностью. Лишь после того как начиная с апреля угроза приобрела конкретные очертания, Жуков неустанно, хотя и безуспешно, пытался изменить его. До самого начала войны план подвергался лишь незначительным переделкам, чтобы согласовать его со скоростью развертывания, величиной и размещением немецких войск в соответствии с подробными двухнедельными рапортами, получаемыми от Голикова. А они, как мы видели, подгонялись под взгляды, которых придерживались наверху.

Структура мартовского плана носила явный оборонительный характер. С самого начала утверждалось, что «крайне сложная политическая обстановка в Европе заставляет нас обратить все наше внимание на оборону наших западных границ». Оценивая опасности, грозящие Советскому Союзу, Жуков подчеркивал по-прежнему существующую угрозу войны на два фронта:

«В данных обстоятельствах Советский Союз должен быть готов к войне на два фронта: на западе — против Германии, поддерживаемой Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, и на востоке против Японии, либо как открытого врага, либо как врага, занимающего позицию "вооруженного нейтралитета", которой всегда может перейти в открытый конфликт».