Габриэль Городецкий - Роковой самообман

Несмотря на первое впечатление успешности переговоров, возникшее у болгар и других пристрастных наблюдателей {408} 408 См., напр.: АМВнР. Д. 40. П. 34. Оп. 1ш. Поп. 272. Л. 233–234. Стаменов — МИД, 13 нояб. 1940. , Молотов в последней телеграмме Сталину без обиняков заявил, что переговоры «не дали желательных результатов». Затем он объяснил, что Гитлер «уклонился от ответа» по Болгарии, сославшись на разногласия с Италией. Столь же неудовлетворительно обстояло дело с турецкой проблемой, а о планировавшейся поездке Риббентропа в Москву больше не упоминалось. «Таковы основные итоги. Похвастаться нечем, но, по крайней мере, выяснил теперешние настроения Гитлера, с которыми придется считаться», — заканчивал отчет Молотов {409} 409 АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 338. Д. 2314. Л. 36–38. Молотов — Сталину, 13 нояб. 1940. . Стало ясно, как объяснял он по возвращении в Москву, что немцы надеялись «наложить лапу на Турцию под предлогом гарантий ее безопасности, так же как в случае с Румынией, подсластив нам пилюлю обещанием пересмотра конвенции в Монтре в нашу пользу и предлагая нам помочь им в этом деле». Впредь Советский Союз намеревался улучшить режим Проливов путем прямых переговоров с Турцией, а «не за ее спиной». В коридорах Кремля даже обсуждалась вероятность «германской экспедиции против Египта через Проливы и Турцию» {410} 410 См. свидетельство генерала Суслопарова, советского военного атташе в Виши: Quai d'Orsay Archives. 834/Z/312/1. P. 73–75. . По поводу германского предложения Советскому Союзу посягнуть на интересы Британии на Ближнем Востоке Молотов колко замечал: «Немцы и японцы, как видно, очень хотели бы толкнуть нас в сторону Персидского залива и Индии. Мы отклонили обсуждение этого вопроса, так как считаем такие советы со стороны Германии неуместными» {411} 411 АВП РФ. Ф. 059. On. 1. П. 326. Д. 2239. Л. 112–114. Молотов — Майскому, 17 нояб. 1940. . И все же, прежде чем события приняли характер окончательного кризиса, новые предложения, переданные Риббентропом в последний момент {412} 412 См. с. 97. , привели к кратковременному смягчению ситуации. Казалось, переговоры можно будет не спеша продолжить по «дипломатическим каналам». Молотова видели «раздувшимся от гордости» на приеме, устроенном Россо для представителей «дружественных стран» {413} 413 См.: АМВнР. П. 42. Оп. 1ш. Поп. 315. Л. 34. Стаменов — МИД, 16 нояб. 1940. .

Защитники Континентального блока в окружении Риббентропа, так же как и Шуленбург, все еще ожидали, что Сталин в конце концов уступит, учитывая слабость Красной Армии. «По моему мнению, — замечал Вайцзеккер, — мы можем продолжать переговоры с ними сколь угодно долго. Война с Россией невозможна, пока мы заняты Англией, а после того она перестанет быть необходимой». Даже Гальдер не отказывался от надежды на политическое решение проблемы {414} 414 Die Weizsдcker-Papiere. S. 220, 227; Halder F. Kriegstagebuch. Bd. II. S. 182–183. 3, 16 нояб. 1940. .

Однако Гитлер после Берлинской конференции более чем когда-либо был убежден, что неподатливость англичан — результат несговорчивости русских. Он также разочаровался в идее Континентального блока. Необходимым условием соответствующей стратегии, кроме соглашения с Советским Союзом, являлось привлечение Испании к Тройственному союзу. 18 ноября Чиано сообщил Гитлеру, что Италия считает вступление Испании в войну и захват Гибралтара жизненно важными для нанесения решающего удара по присутствию английское го военно-морского флота в Средиземном море. Встретившись с испанским министром иностранных дел на следующий день, Гитлер бессовестно лгал, похваляясь успешным завершением приготовлений к операции «Море — Лион». Приготовления эти на самом деле за лето сошли на нет, в значительной степени после того, как люфтваффе не удалось достичь превосходства в воздухе во время Битвы за Англию.

Хотя задержку объясняли исключительно плохими погодными условиями, вторжение 17 сентября было отложено «на неопределенный срок». Германия, заявил Гитлер, «начнет атаку даже зимой, если будет хороший прогноз погоды на 3–4 недели». Однако Серрано Суньер, министр иностранных дел Испании, остался непоколебим, объявив окончательное решение Франко не вступать в войну {415} 415 DGFP. XI. P. 598–609. Записка о беседе Гитлера с Чиано 18 нояб. 1940 и с испанским министром иностранных дел Серрано Суньером 19 нояб. 1940. .

Вскоре после встречи с Суньером Гитлер набросал телеграмму Муссолини, настойчиво просившему помощи после неудачного вторжения в Грецию 28 октября. Теперь Гитлер неохотно соглашался, обещая помощь позже зимой и делая примечательную оговорку: «Весной, самое позднее к началу мая, я хотел бы получить мои немецкие войска назад…» {416} 416 Ibid. P. 637–643, 654–670. Гитлер — Муссолини и протокол встречи с Антонеску, 20 нояб. 1940. . Но карт он все еще не открывал.

Он впервые заговорил о том, что Советский Союз «висит, как грозовая туча, на горизонте и… принимает облик империалиста, русского националиста или рядится в коммунистическую интернационалистскую маску, в зависимости от страны, с которой имеет дело». И все же он не отказывался от своей идеи создать «великую мировую коалицию, простирающуюся от Иокогамы до Испании», но при этом твердо решил держаться за Балканы, так как «Россия войдет туда, так же как в Прибалтику. Любой возникающий вакуум немедленно заполнит Россия». Он теперь больше полагался не на соглашение с Советским Союзом, а на «инструменты реальной силы». К весне у Германии будет эффективный фактор сдерживания в виде 186 первоклассных штурмовых дивизий, включая 20 бронетанковых дивизий. В дальнейшем он намеревался заняться пересмотром конвенции в Монтре и сделать Черное море «своего рода гигантской гаванью для прилегающих стран, дав этим странам право свободного и беспрепятственного входа и выхода из нее» {417} 417 Ibid. XL P. 632–636. Записка о встрече Гитлера с венгерским премьер-министром графом Телеки и графом Чаки в Вене, 20 нояб. 1940. .

Болгария, как гласил урок, извлеченный Гитлером из конференции, стала ключом к контролю над Балканами. Чтобы свернуть русских с их твердой линии, им сообщили вскоре после окончания конференции, будто Венгрия, Румыния и Словакия в ближайшем будущем присоединятся к Тройственному союзу {418} 418 Ibid. XL P. 432. 17 нояб. 1940. . Как раз когда Молотов садился в поезд в Берлине, Риббентроп получил от Драганова заверения, что соглашение о взаимопомощи с Москвой не заключено. Тем не менее он узнал от него, что, хотя болгары боятся большевизации, они не могут игнорировать «традиционную российскую политику на Балканах — стремление к Проливам. Границы по Сан-Стефано {419} 419 Договор в Сан-Стефано 3 марта 1878 г. провозглашал независимое государство Болгарию, границы которого охватывали территорию между Дунаем, Черным и Эгейским морями, включая Румелию и Македонию, но за исключением Салоник. доказывают, что русские рассматривают Адрианополь и всю Восточную Фракию как заднюю линию обороны Проливов, которая однажды окажется в их руках». Возражение Риббентропа, что Германия «хочет мира на Балканах и, обладая военной мощью, в состоянии установить его», оказалось пророческим {420} 420 АМВнР. П. 42. Оп. 1ш. Поп. 315. Л. 20–28. Драганов — МИД, 14 нояб. 1940. См. также: Там же. П. 34. Оп. 1ш. Поп. 272. Л. 237. Стаменов — МИД, 17 нояб. 1940. .