Рафаэло Джованьоли - Спартак

- Венера или. Диана, как их представляет себе легковерный народ, не могли быть красивее ее! - воскликнул Кассий после минутного безмолвного восхищения.

- Венера, именно Венера, - сказал, улыбаясь, Тит Лукреций Кар. - Оставь Диану в покое, сравнение с ней слишком не подходит для этой квадрантарии!

- И кто это дал позорное прозвище Клодии? Кто осмеливается ее поносить? спросил сердито Кассий.

- Зависть матрон, не менее развратных, но гораздо менее наглых и менее красивых, чем она; они завидуют ей и потому сделали ее мишенью своих острот и своей ненависти.

- Вот! - воскликнул Метробий. - Вот та, которая первая назвала Клодию квадрантарией!

И, говоря это, он указал на женщину в патрицианской одежде, красивую, но с лицом строгим и почти суровым.

- Кто?.. Теренция?.. Жена Цицерона?..

- Именно она... Видишь ее там с ее смиренным мужем!

- О, ей очень пристало бичевать пороки и разврат, - с иронической улыбкой сказал Лукреций, - ей, сестре весталки Фабии, кощунственная связь которой с Катилиной известна уже всем! Клянусь Геркулесом!..

- Эх!." - скептически произнес Метробий, качая головой. - Мы теперь дошли до того, что если бы суровый и неподкупный Катон, самый строгий и непреклонный из всех римских цензоров, жил в наши дни, то и он, наверно, не знал бы, с чего начать, чтобы исправить распущенные нравы. Если бы он решил изгнать из Рима всех женщин, которые не вправе здесь находиться, то, клянусь Кастором и Поллуксом, Рим превратился бы в город, населенный только мужчинами. Для сохранения рода Квирина пришлось бы снова прибегнуть к похищению сабинянок. Кстати, стоят ли нынешние сабинянки того, чтобы их похитили?

- Вот это я понимаю, клянусь божественным Эпикуром! - воскликнул Лукреций. - Метробий, произносящий речь против распущенности нравов! При первых же выборах я подам за тебя голос и буду вести пропаганду за то, чтобы ты был избран цензором!

В эту минуту толпа двинулась дальше, и Кассий со своими друзьями, очутившись возле ступенек портика храма Весты, недалеко от Клодии, приветствовал ее. Поднеся правую руку к губам, он воскликнул:

- Привет тебе, Клодия, прекраснейшая из всех красавиц Рима! Молодая женщина ответила на приветствие легким наклонением головы и очень милой улыбкой, окинув Кассия долгим, пламенным взглядом.

- Вот взгляд, обещающий многое! - сказал, улыбаясь, Лукреций Кассию.

- Твой пыл вполне законен, славный Кассий, - сказал Метробий, - так как я никогда не видел женщины более красивой, чем она, за исключением гречанки-куртизанки Эвтибиды!..

- Эвтибиды! - воскликнул, вздрогнув при этом имени, Лукреций. И после короткого молчания прибавил с легком вздохом:

- Красивая девушка Эвтибида!.. Где она теперь?..

- Ты не поверишь, а между тем это совершенная правда. Она - в лагере гладиаторов!

- Наоборот, я нахожу это вполне естественным, - возразил Лукреций. - Ей там самое подходящее место.

- Но знай, что если Эвтибида находится в лагере этих разбойников, то это только для того, чтобы добиться любви одного из них; она безумно влюблена в Спартака...

Все трое замолчали на мгновение.

- Но знаешь ли ты, - продолжал Метробий, обращаясь к Лукрецию, - что красавица Эвтибида неоднократно предлагала мне отправиться в лагерь гладиаторов?..

- А зачем? - спросил Лукреций в изумлении.

- Чтобы там пьянствовать? - заметил Кассий. - Но, кажется, ты это так хорошо делаешь в Риме, что...

- Вы вот оба смеетесь... Но я бы отправился туда.

- Куда?

- В лагерь Спартака. Переменив имя и одежду, я бы приобрел его расположение, разведал бы его планы, намерения, приготовления и тайком сообщил бы обо всем консулам.

Оба патриция разразились звонким смехом.

Метробий обиделся.

- Вы опять смеетесь? Однако разве не я предупредил консула Луция Лициния Лукулла два года тому назад о близком восстании гладиаторов? Разве не я открыл заговор в роще богини Фуррины?

"Хорошо, будем знать!" - подумал Арторикс, бросив искоса зловещий взгляд на Метробия.

В этот момент толпа достигла храма Сатурна, величественного здания, в котором за жертвенником бога хранились законы и государственная казна; здесь толкотня и давка были еще больше, толпа двигалась еще медленнее.

Только через четверть часа измученные толкотней Метробий, Лукреций и Кассий, а за ними и Арторикс смогли наконец проникнуть в храм. Они увидели бронзовую статую бога Сатурна, изображенного с садовым ножом в руке, окруженного земледельческими орудиями, аллегорически изображавшими пастушеские и "полевые работы. Статуя была полая и наполнена оливковым маслом в знак изобилия.

- Посмотри, посмотри, - воскликнул Метробий, - на божественного Цезаря, великого жреца, который только что совершил жертвоприношение в честь бога и теперь, сняв жреческое одеяние, выходит из храма.

- Как он смотрит на Семпронию! На красавицу и умницу Семпронию!

- Можно было бы еще добавить - на необузданную Семпронию!

- Посмотри, какие искры сверкают в ее черных, страстных глазах!.. Как сладко она улыбается красавцу Юлию!..

- А как другие матроны и девушки преследуют Цезаря нежными взглядами!

- Посмотри на рыжую Фаусту...

- Дочь бессмертного моего друга Луция Корнелия Суллы Счастливого.

- Что ты был другом и притом бесстыдным другом этого чудовища, мы знаем, но мы не нуждаемся, чтобы ты повторял это по всякому поводу.

- Что за новый переполох?

И все повернулись к входу в храм, откуда неслись еще более громкие и оживленные возгласы в честь Сатурна.

Толпа мрачных исхудалых людей несла на руках городского претора.

- А!.. А!., я понял... Это преступники, сидевшие в Мамертинской тюрьме в ожидании приговора. Согласно обычаю, они теперь помилованы, - сказал Лукреций.

- И, как установлено обычаем, они пришли сюда повесить цепи, которыми были скованы их руки, на алтарь божественного Сатурна, - добавил Метробий.

- Посмотри, посмотри, как страшен Катилина! - сказал Кассий, показывая в сторону жертвенника, где, устремив взор на одну из молодых весталок, стоял свирепый патриций. - Этот человек жесток даже в любви. Посмотрите, какими зверскими жадными глазами он ласкает сестру Теренции.

Арторикс увидел патриция, и луч радости сверкнул в его глазах. Он стал изо всех сил пробиваться сквозь толпу, чтобы подойти к Катилине.

Но одно было хотеть, а другое - сделать: только через полчаса молодой галл получил возможность стать рядом с Луцием Сергием. Он прошептал ему на ухо:

- Свет и свобода.

Катилина вздрогнул, стремительно повернулся и, нахмурив лоб и брови, спросил грозно скомороха:

- Что это значит?

- От Спартака, - сказал тихим голосом Арторикс. - Я пришел из Апулии, к тебе, Катилина, чтобы переговорить об очень серьезных делах.

Патриций быстро взглянул на молодого галла и сказал: