Н Кареев - Общий ход всемирной истории (Очерки главнейших исторических эпох)

гуманистическим индивидуализму и секуляризации мысли и жизни. Одним словом, протестантизм, как и всякое другое историческое явление, заключал в себе противоречия и непоследовательности, но общим своим религиозным характером он более подходил к тогдашнему культурному состоянию Европы, чем светский гуманизм.

Но у реформации были и некоторые важные заслуги сравнительно с гуманизмом в истории культурного и политического развития. Совершенно индифферентный или слишком рассудочно относившийся к религии гуманизм не предъявил миру индивидуалистического принципа свободы совести, явившегося на свет Божий только благодаря реформации, которая, в свою очередь, оказалась, впрочем, неспособной понять свободу мысли, возникшую в гуманистическом движении. С другой стороны, в своей политической литературе гуманизм не развил идеи политической свободы, которую, наоборот, защищали в своих сочинениях кальвинисты, а позднее индепенденты, но протестантские политические писатели не могли отрешить государственной жизни от конфессиональной окраски, что, наоборот, как раз было сделано гуманистами.

Религиозная и политическая свобода новой Европы обязаны своим происхождением преимущественно протестантизму, свободная мысль и светский характер культуры ведут начало от гуманизма. Обновленный католицизм, конечно, остался принципиальным противником свободы совести и свободы мысли, но он входил в сделки с политической свободой и со светской культурой, когда это находил нужным для восстановления своей власти над миром, между тем как у протестантов, защищавших политическую свободу, последняя была чем-то вроде религиозного догмата, а у представителей светского образования само оно являлось целью, а не средством для чего-то другого. Сопоставляя эти культурно-социальные принципы протестантизма, гуманизма и нового католицизма, мы должны признать общую прогрессивность двух первых, несмотря на все их недостатки по отношению к требованиям их времени, как должны признать и общий регрессивный характер католической

реакции, порожденной, как увидим, самою же реформацией.

Рассмотрим теперь судьбу идей свободы совести, свободы мысли, свободы светского государства и политической свободы в истории реформации.

Исходным пунктом реформации был религиозный протест, имевший в своей основе нравственное убеждение: все отделившиеся от католической церкви во имя своего религиозного убеждения встретили против себя католическую церковь, а иногда государственную власть, но мужественно, и часто даже претерпевая мученичество, отстаивали свою веру, свободу своей совести, которая прямо была возведена в принцип религиозной жизни анабаптистами и индепендентами. В большинстве случаев, однако, принцип этот страдал и искажался. Дело в том, что весьма нередко гонимые прибегали к нему в видах самообороны, не имея достаточно терпимости, чтобы не сделаться гонителями других, когда представлялась к тому возможность, и думая, что, как обладатели истины, они могут принуждать к вере в нее других. Ставя реформацию под покровительство светской власти, они передавали государству права старой церкви над индивидуальною совестью. С другой стороны, завоевывая религиозную свободу, весьма часто они завоевывали ее только для себя и ссылались при этом не столько на индивидуальное свое право, сколько главным образом на тот принцип, что нужно более повиноваться Богу, чем людям, но этим же повиновением Богу оправдывалось у них и нетерпимое отношение к иноверию, в котором они видели оскорбление Божества. Только позднее среди индепендентов утвердился принцип, по которому Христос, искупив всех людей своею божественною кровью, сделался единственным господином над человеческою совестью. Реформаторы даже признавали за государством право наказывать еретиков, которое и власть считала своим потому, что видела в отступлении от господствующего вероисповедания ослушание ее велениям. Только позднее индепенденты развили учение о невмешательстве государства в религиозные дела и исходя не из индифферентной терпимости, а из идеи свободы

совести. Гуманистический религиозный индифферентизм, конечно, соединялся с терпимостью к иноверию, но в нем не было уважения к свободе религиозной совести, и с такой точки зрения могло, например, оправдываться насилие над чужою верою во имя политической необходимости. Таким образом в протестантизме воззвания к свободе совести у гонимых соединялись с нетерпимостью власть имеющих, в гуманизме - широкая терпимость с непониманием настоящей свободы совести: нужно было соединение свободы совести с терпимостью при устранении нетерпимости и неуважения к чужой совести, чтобы мог возникнуть чистый принцип религиозной свободы.

Что касается до свободы мысли, то реформация отнеслась к ней неприязненно, хотя и содействовала ее развитию. Вообще в реформации теологический авторитет ставился выше деятельности человеческого разума, и обвинение в рационализме было одним из наиболее сильных в глазах реформаторов. Не предвидя того, к чему поведут заявления о свободе совести и правах разума, Лютер на вормском сейме отстаивал и первую, и вторые, но когда на основании тех же принципов стали высказывать свои взгляды анабаптисты и антитринитарии, реформатор сам же отшатнулся от начал, приводивших к таким результатам.

То же самое, в сущности, было и с другими протестантами, когда перед боязнью ереси они забывали права чужой совести и отрицали права собственного разума. Между тем самый протест против требования католической церкви верить без рассуждения заключал в себе признание известных прав за индивидуальным пониманием, и было в высшей степени нелогичным признавать свободу исследования, а за его результаты наказывать. Элемент научного исследования между тем был внесен в теологические занятия реформаторов еще немецкими гуманистами, которые с интересом к классическим авторам соединяли интерес к Св. Писанию и отцам церкви. Поэтому, несмотря на общий принцип подчинения авторитету Писания, самое его толкование требовало деятельности разума, и рационализм, к которому, как мы уже сказали, большинство протестантов и

сектантов относилось враждебно, тем не менее проникал в дело церковной реформы.

Далее, в вопросе о взаимных отношениях церкви и государства, реформация равным образом не держалась одного определенного принципа: в лютеранстве и в англиканстве церковь стала в зависимое положение от государства, а в кальвинизме обе организации, светская и духовная, как бы сливались воедино. Во всяком случае, однако, реформационное государство оставалось вероисповедным, а реформационная церковь становилась государственной. Связь между церковью и государством порывалась только в сектантстве, особенно в английском индепендентстве, выработавшем те отношения между религией и политикой, какие потом и утвердились в американских колониях Англии, будущих Северо-Американских Соединенных Штатах. В общем реформация не изменила существа старых связей, и в ХVIII в. среди католических государей было сильно стремление сделать из церкви государственное учреждение, а духовенство превратить в чиновничество. Только взаимные отношения изменились, ибо в общем реформация дала государству преобладание и даже господство над церковью, сделав из самой религии как бы прежде всего дело государства.