Евгения Альбац - Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ

…«Вы встречались с Боярским потом?» — спрашивала я академика.

«Нет, нет, не припоминаю…» Не вспомнил. Бывает…

Анонимку на Боярского написала женщина — Мария Григорьевна Малкова. Называю ее потому, что, во-первых, имя ее давно уже известно всем заинтересованным в том лицам, во-вторых, она сама мне дала на то право…

Мария Григорьевна была женой, ныне, уже много лет, вдовой Ефима Семеновича Лихтенштейна, Ученого секретаря (то есть фактически — главы) Редакционно-издательского совета АН (РИСО).

С подполковником Боярским Лихтенштейн познакомился еще в бытность свою главным редактором издательства АН. Ему, по словам вдовы, порекомендовали Боярского как деятельного — что правда, и много пострадавшего — что любопытно узнать, человека. {90}

— Он был такой бедный, такой жалкий, — объясняла мне Мария Григорьевна.

Потом Лихтенштейн перетащил Боярского за собой в РИСО. В Академии подполковник быстро освоился.

— Вы поймите, этот совет формировал планы издательства, академики ходили туда в качестве просителей, готовые сделать одолжение: кому хочется ждать годы, пока выйдет книга или монография? А это значит связи, и какие! — втолковывала мне вдова.

Короче, связи подполковник приобрел быстро — того требовала и служба. И начал поедом есть своего начальника — мешал. Лихтенштейн от этого вероломства тяжело заболел. Жена избрала свой путь борьбы за мужа.

Откуда она знала о прошлом Боярского? Рассказал в дни болезни муж. Откуда знал он то, что вряд ли подполковник сам ему рассказывал, поскольку давал подписку о неразглашении фактов, связанных со своей работой в НКВД-МГБ? {91}Мария Григорьевна не ответила.

Я могла бы предложить читателю найти разгадку этой тайны самостоятельно. Однако выскажу и свою версию. Должность главного редактора официального советского издательства — это должность номенклатурная, утверждаемая раньше ЦК КПСС. Что понятно: издательства, как и другие средства массовой информации, были на передовом фронте идеологической борьбы. Биографию главных редакторов проверяли весьма тщательно, и занимался тем не ЦК — КГБ. А ну как пропустят в печать что-нибудь антисоветское?.. По некоторым моим сведениям, главные редактора проходили и собеседование с сотрудниками Пятого — идеологического — управления КГБ. В том числе и потому, что в штате любого средства массовой информации работают люди КГБ. И этим лейтенантам, капитанам и т. д. не следовало мешать. Уверена, что такое собеседование касательно подполковника состоялось и с Ефимом Лихтенштейном…

Анонимка, которую Мария Григорьевна закончила так: «Я честная коммунистка, но не подписываю своего имени, так как он (Боярский — Е.А.) погубил не одного честного человека», — диссертационную обедню подполковнику, конечно, испортила.

Ученый, а еще более — околонаучный люд зашумел, заспорил, рассердился.

Кто слал панегирики Боярскому: «…На всех участках научной и производственной деятельности проявляет себя преданным делу партии, исключительно трудолюбивым, морально устойчивым, скромным и отзывчивым товарищем». {92}

Кто — говорил, и в общем-то справедливо, что анонимки не следует разбирать, что надо кончать с практикой, когда они имеют силу документа.

Кто — требовал проверки изложенных в анонимке фактов. Первое: действительно ли Боярский скрыл, что был исключен из партии, — это считалось, конечно, компроматом номер один. Второе — действительно ли он «никогда горняком не был». {93}

Проверили.

Прокуратура города Москвы по заявлению Боярского возбудила уголовное дело и начала поиски анонимщика. Вопрос был столь серьезен, что его взял под свой неусыпный контроль Центральный Комитет КПСС. О чем прислал соответствующую бумагу в ВАК. {94}

«Взял под контроль» — естественно, не в части приводимых в анонимке фактов (ведь для тех, кто контролировал, ничего нового в ней не сообщалось) — в плане возведения напраслины на столь уважаемого там человека.

Анонимщицу нашли быстро. Малкову не судили — возраст велик, строго поговорили, предупредили и — отпустили.

Боярского поздравляли: «Ну, слава Богу, а то такая напасть». Поздравлял, полагаю, не только Агошков, но и другие его давние, добрые друзья и покровители — ректор Московского горного института, член-корреспондент В. Ржевский, патриарх горной науки, без одобрения которого не защищалась ни одна докторская, академик Н. Мельников… {95}

Собрали новое заседание Ученого Совета. Читать его стенограмму — сплошное удовольствие. Официальный документ, а вот не сумел скрыть, с каким душевным трепетом, с каким неизбывным внутренним страхом задавали присутствующие — убеленные сединами профессора и академики — вопросы подполковнику.

Вот она — действительная сила КГБ. Даже прикоснуться — и то страшно!

«А… по Чехословакии в том плане, в каком об этом говорится в анонимном заявлении (то есть что убивал там людей — Е.А.), к Вам претензии были?» — спрашивает академик, Герой Социалистического Труда, один из создателей ракетно-космического щита Родины.

«Нет» — категорически отвечает Боярский. — По Чехословакии их не было. Их не было и нет за весь период моего пребывания в партии». {96}

Удовлетворились. «Товарищ Боярский в своей научной и производственной деятельности и в жизни следует нормам коммунистической морали…» {97}Что — правда.

Так и этот эпизод в своей биографии Боярский выиграл.

«Почему ему всегда все удавалось?» — спрашивали меня в письмах читатели. Почему? В том числе и потому, что он прекрасно, профессионально знал психологию той среды ученой и творческой интеллигенции, в которой ему приходилось вращаться. Знал, на что эта среда, эти люди — часто талантливые и весьма достойные — способны, а на что — нет, до какого предела они могут пойти, а на каком — сами же себя остановят. Почему-то мне кажется, что Боярский этих интеллигентов презирал. Может быть, со своей колокольни и имел на то основания?..

Пройдет всего пара лет, и доктор технических наук Владимир Боярский получит ученое звание профессора.

К тому времени, как мы с ним познакомимся, в его официальных бумагах уже будет значиться: «автор более 200 научных работ, в том числе — 12 монографий, учебников и учебных пособий, ведущий ученый в области истории горной науки и техники…». Блестящий подонок — что и говорить, блестящий. Ибо как бы ни помогало ему его родное ведомство, какие бы двери ни открывал страх перед КГБ, сколь бы высокими связями Боярский ни обладал, в его собственных талантах ему, конечно, отказать нельзя.

Его бы энергию и способности — да на благое дело. Но люди породили Идею, Идея — таких людей.

Итак, кто написал Боярскому диссертации, — достоверно мне выяснить так и не удалось. Думаю, что имя автора первой, исторической работы навсегда уже сокрыто в расстрельных списках МГБ. Авторство второй — более прозрачно: большинство положенных в ее основу статей и монографий написано совместно с академиком Агошковым и его учениками. Что ж, по сравнению с ценой жизни, эта цена — вовсе невелика.