Маалуф Амин - «Крестовые походы глазами арабов»

В течение семнадцати месяцев Триполи, Бейрут и Сайда, три самых знаменитых города арабского мира, были захвачены и разграблены, их жители убиты или депортированы, их эмиры, их кади, их судьи убиты или изгнаны, их мечети осквернены. Какая сила могла ещё помешать франкам быть вскоре в Тире, в Алеппо, в Дамаске, Каире, Мосуле и даже — а почему бы и нет — в Багдаде? Воля к сопротивлению — существовала ли она ещё? У мусульманских правителей её вне сомнения не было. Однако священная война, которую воины-пилигримы Запада вели без передышки на протяжении тринадцати лет, стала оказывать воздействие на население городов, больше других подвергавшихся франкской угрозе. Слово «джихад», остававшееся издавна не более чем лозунгом для украшения официальных речей, теперь обрело реальное значение. К джихаду призывали группы беженцев, поэты, религиозные деятели.

Один из таких людей, Абу-ль-Фадл Ибн аль-Кахаб, кади Алеппо, с короткой стрижкой и громким голосом, обладавший упорством и силой характера, решил пробудить спящего гиганта, каким являлся арабский мир. Его первое публичное действие было повторением через двенадцать лет скандала, учинённого до этого аль-Харави на улицах Багдада. В этот раз скандал превратился в настоящий бунт.

Примечания автора:

Об удивительном переходе Нахр-аль-Кальба см. P. Hitti, Tarikh Loubnan, Assaqafa, Beyrouth, 1978.

После возвращения в Европу, Боэмонд попытается захватить Византийскую империю. Чтобы сдержать нападение, Алексий попросит у Кылыч-Арслана прислать войска. Побеждённый и пленённый, Боэмонд будет вынужден признать по договору права Рума на Антиохию. Это унижение заставит его никогда более не возвращаться на Восток.

Эдесса сейчас находится в Турции. Её название Урфа.

Глава пятая. Сопротивление носящего тюрбан.

В среду 17 февраля 1111 года кади Ибн аль-Кашаб неожиданно появился в султанской мечети в Багдаде с группой влиятельных жителей Алеппо, среди которых были хашемитский шериф, являвшийся потомком Пророка, суфитские аскеты, имамы и купцы.

Они заставили проповедника спуститься с кафедры и разломали её, — говорит Ибн аль-Каланиси, — они стали кричать и оплакивать беды, которым ислам подвергался из-за франков, убивавших мужчин и порабощавших женщин и детей. Поскольку они мешали молиться верующим, присутствовавшие должностные лица, чтобы успокоить их, дали ряд обещаний от имени султана: будут посланы войска, чтобы защитить ислам от франков и всех неверных.

Но для успокоения бунтовщиков обещаний было недостаточно. В следующую среду они возобновили свою манифестацию, на этот раз в мечети калифа. Когда стражники пытались преградить им путь, они грубо оттолкнули их, сломали деревянную кафедру, украшенную арабесками и стихами Корана и стали изрекать оскорбления в адрес самого князя правоверных. Багдад оказался свидетелем большой смуты.

В это время, — сообщает притворно наивным тоном хронист Дамаска, — в Багдад из Исфагана прибыла принцесса, сестра султана Мохаммеда и супруга калифа. Её экипаж был великолепен: тут присутствовали драгоценные камни, пышные одежды, упряжь и тягловый скот всех видов, слуги и рабы обоих полов, горничные и ещё множество вещей, не поддававшихся оценке и исчислению. Это прибытие совпало с описанными выше событиями. Радость и безопасность возвращения принцессы были тем самым нарушены. Калиф аль-Мустазхир Биллях был очень недоволен. Он хотел найти виновников происшествия и подвергнуть их суровому наказанию. Но султан удержал его от этого, он счёл возможным простить действия людей и велел эмирам и военачальникам вернуться в их провинции для подготовки к джихаду против неверных, врагов Бога.

Причиной того, что добрый аль-Мустазхир так разгневался, были не только неприятности, доставленные его молодой супруге, но и то, что на улицах столицы во всё горло выкрикивали лозунг: «Царь Рума мусульманин в большей мере, нежели глава правоверных!» Калиф знал, что высказываемые обвинения отнюдь не безосновательны и что манифестанты, возглавляемые Ибн аль-Кашабом, имеют в виду послание, полученное несколько недель назад диваном калифа. Оно пришло от императора Алексия Комнина и призывало мусульман незамедлительно объединиться с Румом, «чтобы бороться с франками и изгнать их из наших краёв» . Хотя и кажется странным, что могучий владыка Константинополя и простой кади Алеппо сообща осуществили свои демарши в Багдаде, причиной этого было то, что они оба были уязвлены поведением Танкреда. «Великий эмир» франков, действительно, имел наглость выпроводить византийских послов, прибывших напомнить ему, что западные рыцари клялись передать Антиохию басилевсу и что за 13 лет после падения города они так и не выполнили своё обещание. Что касается Алеппо, то его обитателям Танкред недавно навязал совсем уже унизительный договор: они были должны платить ему ежегодную дань в 20 тыс. динаров, отдать две важных крепости в ближайших окрестностях города и подарить ему в знак преданности десять самых лучших коней. Постоянно всего боявшийся Рыдван, не осмелился отказаться. Но когда условия договора стали известны, столица заволновалась.

В критические моменты своей истории жители Алеппо имели обыкновение собираться небольшими группами и возбуждённо обсуждать подстерегавшие их опасности. Знатные люди часто собирались в большой мечети, где они сидели по-турецки на красных коврах или во дворе в тени минарета, который возвышался над городскими домами, окрашенными охрой. Торговцы кучковались днём вдоль древней авеню с колоннадой, построенной римлянами и пересекавшей Алеппо с запада на восток, от порта Антиохии до запретного района Цитадели, где обитал мрачный Рыдван. Эта центральная артерия была издавна закрыта для повозок и шествий. Дорогу оккупировали сотни магазинов с горами тканей, амбры, безделушек, фиников, фисташек и приправ. Чтобы защитить прохожих от солнца, этот проспект и соседние улочки были полностью закрыты деревянными крышами, которые образовывали на перекрёстках высокие купола, украшенные орнаментом. На подступах к узким проходам, ведущим к местам продажи циновок и дров, жители Алеппо беседовали перед многочисленными харчевнями, от которых исходил стойкий запах кипящего масла, жаренного мяса и специй и которые предлагали разную еду за умеренную цену: бараньи котлеты, пирожки, блюда из чечевицы. Семьи со скромным достатком покупали пищу на рынке; только богатые позволяли себе заниматься стряпнёй. Неподалёку от харчевен слышалось позвякивание, производимое продавцами «шараба», свежих фруктовых напитков, которые франки заимствовали у арабов как в виде жидкостей, «сиропов», так и желе — «щербетов». После полудня люди всех сословий собирались в хаммамах, которые были излюбленным местом встреч и где очищались перед молитвой на заходе солнца. С наступлением ночи горожане покидали центр Алеппо и отправлялись в жилые кварталы под защиту пьяных солдат. Там уста женщин и мужчин продолжали распространять новости, и разные идеи прокладывали себе путь к сердцам. Гнев, энтузиазм, или тревога каждый день сотрясали этот человеческий улей, жужжавший так уже больше трёх тысячелетий.