Иван Евдокимов - Левитан

На память о себе Левитан написал на камине в кабинете Антона Павловича повторение с известной своей картины "Стога". Сумерки опустились на землю, грустные, неясные, -- ночь всегда несет печаль, светил слабо и дрожаще наполовину закрытый месяц, небо было мутное и серое... Антон Павлович бережно, осторожно уклонился от выслушивания левитановского сердца. Друзья тепло и нежно простились навсегда.

Весной 1900 года, в один из своих наездов в Москву из провинции, где жил тогда Михаил Васильевич Нестеров, он навестил, как делал всегда, своего школьного товарища и долголетнего друга. Исаак Ильич встретил его усталый, изможденный, в нарядном бухарском золотисто-пестром халате, с белой чалмой на голове. Он показался гостю торжественным и воистину великолепным. Нестеров невольно подумал -- такой мог бы позировать и Веронезе для "Брака в Кане Галилейской". Хозяин не знал, куда посадить редкого и дорогого гостя. Прошло много времени, а как будто бы друзья только что встретились. Болезнь пощадила Левитана, последнюю неделю он был оживлен и радостен. Он говорил много о будущих планах, надеждах, обоих волновало положение их в русском искусстве, и друзья старались найти свое место в нем. Это оказалось не так просто и легко.

-- Дайте мне только выздороветь, и я совсем иначе буду писать, --сказал Левитан. -- Теперь, когда я так много выстрадал, теперь я знаю, как писать. По крайней мере мне это кажется, -- поправился Исаак Ильич. -- Я стал лучше понимать нашу молодежь, что шумит на всех перекрестках, свергает старых идолов и воздвигает новых кумиров.

Он рассеянно рисовал на оборвыше от календаря какой-то новый мотив, мелькнувший перед ним среди разговора.

-- Спор между молодым и старым, -- ответил Нестеров, -- всегда труден, и неизбежен, и необходим. Так было всегда. И будет. Из столкновения школ рождается будущее. новое искусство, новые ценности.

-- Да, -- вдруг горько протянул Леви тан, --но в этой борьбе есть художники, которые не пристали ни к тому, ни к другому берегу. Мы с тобой были признанными передвижниками...

-- Признанными, но не любимыми, -- вставил Нестеров. -- Ты, я, Константин Коровин и Серов, мы -- пасынки передвижников. Среди них нам остались близкими только Репин, Суриков, Виктор Васнецов...

-- И еще кое-кто из сверстников, -- сказал Исаак Ильич, оставил рисовать и бережно спрятал в папку рисунок. -- Недавно я был в Петербурге, виделся с молодежью, дал на выставку "Мира искусства" этюд, дал и передвижникам картину. Я прав перед самим собой. Ни у тех, ни у других я не ко двору. Я ничей. Но меня оба стана обвиняют, что я очень долго делаю выбор. Меня подталкивают, торопят, бранят, ревнуют друг к другу... Это так тяжко... Одни забывают, что я двадцать лет связан с реализмом, с передвижниками, уйти человеку из обжитого дома нелегко, хотя бы в нем жилось уже и не так удобно. Другие негодуют даже на то, что я встречаюсь с главой "Мира искусства" Дягилевым и люблю с ним беседовать. Несколько дней назад один передвижник наговорил мне за этим столом столько любезностей, что по его уходе я вынужден был звать доктора.

Левитан рассказывал, волнуясь и раздражаясь. Уже несколько лет среди художников происходили яростные, непримиримые схватки за главенство в русском искусстве. Талантливая молодежь, увлеченная французским импрессионизмом, выступила против реалистов-передвижников. Она обвиняла их в живописной отсталости, в пренебрежении самостоятельными задачами и целями изобразительного искусства, в порче вкуса современников и самой гибели подлинной русской школы живописи.

За год до смерти Исаака Ильича молодежь основала свою художественную организацию "Мир искусства". Левитан вначале тяготел к "мир-искусстникам". Но, нерешительный и мягкий по характеру, Исаак Ильич не мог сделать окончательного выбора между старым и новым. Он переживал мучительно шум, поднятый вокруг него, стыдился своей слабости, сомневался в друзьях и противниках. Слабое и хрупкое здоровье Левитана испытывало лишнее напряжение, разрушавшее его.

Дружеская беседа при каждой встрече с Нестеровым непременно затрагивала эти трудные, неизбежные вопросы. Художникам было многое не по душе в обоих обществах. Левитан и Нестеров решили создать свое, привлекая в него лучших из молодых собратий. Сегодня Исаак Ильич отнесся с особой горячностью к этой мысли. Левитан и Нестеров уже видели свои будущие выставки, -- и друзья сговорились действовать.

Поздней ночью провожал Левитан Нестерова. Они шли тихо по безмолвным московским бульварам, вспоминали протекшую юность, долгий путь в искусстве, который уже сделали, хотели пойти по новому, надеялись на победу. Обоим было хорошо, приятно, уверенно и крепко на земле. Левитан забыл свою трость дома. Да она сегодня была и не нужна. Исаак Ильич хотел жить, бодро и смело шагал, восхищался чудной весенней ночью, словно первый раз в жизни ее увидел. Друзья простились, крепко обняв друг друга. Они надеялись скоро встретиться и не подозревали, что встреча эта была последней.

Смерть застала Исаака Ильича за неоконченной картиной "Уборка сена". Он писал одну из самых своих светлых, жизнерадостных и солнечных вещей в самый канун преждевременной развязки. Через месяц после встречи с Нестеровым Левитан поехал в Химки со своей пейзажной мастерской, как когда-то ездил туда же с ним, молодым и юным пейзажистом, Саврасов. В Химках Левитан простудился. Болезнь свалила его и не дала больше подняться. Среди консилиума врачей был Антон Павлович Чехов.

Великий русский пейзажист умер 22 июля 1900 года.

После похорон в столе Исаака Ильича близкие нашли огромную связку писем. На ней лежала маленькая записка, написанная Левитаном. В ней завещал он сжечь после его смерти все письма. Желание покойного исполнили. Сожгли письма художников Серова, Нестерова, Поленова, Карзухина. Больше всего было писем А. П. Чехова. Их тоже не пощадили...

В тот год стояло удивительное лето. Сирень цвела два раза. Умирающий Левитан застал начало второго цветения. Окна мастерской и жилых комнат были настежь. В тяжелых и душных июльских сумерках лиловые и белые цветы свисали почти до самых подоконников. Левитан с усилием поднимал голову с подушки, тянулся к окнам и, лежа на боку, не отрываясь смотрел на свои любимые цветущие кусты...

Москва. 1930--1940

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Литература о великом русском пейзажисте И. И. Левитане очень бедна. В ней всего-навсего несколько малозначительных брошюр, несколько страниц отрывочных воспоминаний разных лиц, несколько случайных газетных заметок и... прочувствованные некрологи. Существует единственная 'монография о художнике, выпущенная в 1913 году, принадлежащая Сергею Глаголю и Игорю Грабарю (предисловие). Она вышла через тринадцать лет после смерти И. И. Левитана. В монографии этой, к счастью, напечатаны небольшие воспоминания С. П. Кувшииниковой и М. П. Чеховой, - лучший биографический материал о мастере. Ценные биографические штрихи о Левитане имеются в газетном фельетоне академика М. В. Нестерова ("Советское искусство" за 1938 г., No 45). При составлении повести "Левитан", кроме выше названных, я пользовался брошюрами С. Шпицера "Воспоминания о художнике И. И. Левитане" и С. Вермеля "Левитан", М. П. Чехова "Вокруг Чехова" (глава о Бабкине), письмами А. П. Чехова, "Дни моей жизни" Щепкиной-Куперник (главы "Софья Петровна и Левитан" и "А. П. Чехов").