Марк Касвинов - Двадцать три ступени вниз

(27) Д. Дубенский. Как произошел переворот в России. Рига, 1923, стр. 21.

(28) Шульгин, стр. 169.

(29) Блок, стр. 63.

(30) Sir John Нanbury-Williams, Major-General. The Emperor Nicholas as I knew him. Arthur L. Humphreys, London, 1934, p. 117.

(31) Victor Alexandrov, p. 128

(32) Там же, р. 129.

(33) История КПСС, т. 2, стр. 672

(34) Воейков, стр. 205.

(35) Шульгин, стр. 169.

(36) Наrсave, р. 462.

(37) Воейков, стр. 217.

(38) Там же.

(39) Журнал исторического архива, Л., 1921, N 4.

(40) Мосолов, стр. 86--87.

(41) Воейков, стр. 234.

(42) Там же, стр 235.

(43) Воейков, стр. 4.

(44) Там же, стр. 219.

(45) Наrсave, р. 467.

(46) Там же, р. 468.

(47) Воейков, стр. 220.

(48) Там же, стр. 221.

(49) Воейков, стр. 212.

(50) Harcave, p. 468.

(51) Блок, стр. 79.

(52) В изложении Шульгина этот эпизод выглядит так:

"Не помню, на какой станции нас соединили прямым проводом с генерал-адъютантом Николаем Иудовичем Ивановым... По приказанию государя он выехал по направлению к Петрограду усмирить бунт. Он дошел до Гатчины, но кто-то разобрал рельсы... Он ничего не может сделать, потому что явились агитаторы, я солдаты уже разложились... На них нельзя положиться... Они больше не повинуются.

Надо было спешить... Мы ограничились этим телеграфным разговором..."-Шульгин, стр. 160.

(53) Harcave, p. 468.

(54) Это был флигель-адъютант полковник А. А. Мордвинов. Он, выполняя приказ Николая, встретил думцев на платформе и сразу проводил их прямо в царский вагон - вопреки распоряжению Рузского, чтобы они сначала были представлены ему в штабе, а уж потом, если он разрешит, и царю.

(55) Шульгин, стр. 160-161.

(56) Воейков, стр. 223.

(57) Воейков, стр. 223.

(58) Шульгин, стр. 162.

(59) Воейков, стр. 224.

(60) Шульгин, стр. 167.

(61) Там же.

(62) Там же.

(63) Блок, стр. 82.

(64) Шульгин, стр.167.

(65) Блок, стр. 82.

(66) Шульгин, стр. 163.

(67) Наrсave, р. 470.

(68) Шульгин, стр. 173-174.

(69) Там же, стр. 175.

(70) Ю. В. Ломоносов. Воспоминания о Мартовской революции 1917 года. Стокгольм-Берлин, 1921, стр. 28-29.

(71) Суть выступления Милюкова на совещании: "Сильная власть нуждается в оплоте привычного для масс символа власти. Временное правительство одно, без монарха, является утлой ладьей, которая может потонуть в океане народных волнений; стране при этих условиях грозит потеря всякого сознания государственности и полная анархия раньше, чем соберется учредительное собрание. Временное правительство одно без него не доживет". - Шульгин, стр. 205.

(72) Там же, стр. 281.

(73) Там же, стр. 182.

(74) Там же, стр. 183.

(75) Harcave, р. 471.

(76) Sir George Buchanan. My mission to Russia. 2 vols. London - New York, Cassel, 1927.

(77) М. W. RodsJanko. Erinnerungen. Hollweg, Berlin, 1929, S. 28.

(78) Некоторые данные о его личности:. Родился 22 ноября (4 декабря) 1878 года, то есть был на 10 лет моложе Николая II. Проживал большей частью в Гатчине. С момента смерти в 1899 году брата Георгия (второго сына Александра III) и до рождения Алексея в 1904 году официально считался наследником престола. С начала мировой войны командовал Кавказской кавалерийской (так называемой "дикой") дивизией. Активно участвовал в попытках подавить Февральскую революцию. С 1911 года состоял в морганатическом браке с дважды разведенной Натальей Сергеевной Шереметьевской, дочерью московского адвоката.

* КНИГА ТРЕТЬЯ. Часть 2 * .

Кто попытается обидеть его - тех поколотите палками. Кто рукоплещет ему - тех вешайте.

Афиша о Людовике XVI, вывешенная на стенах Конвента.

АРЕСТ. ПОПЫТКА БЕГСТВА

Подписав акт отречения, Николаи надел свою полковничью шинель, вышел из салона в тамбур и спустился на перрон.

Охрана куда-то исчезла. Пошел за ним лишь принц Георгий Лейхтенбергский, один из его флигель-адъютантов.

Отрекшийся царь долго ходит по платформе, по путям между поездами, жалуется на судьбу, на неверных сотрудников. Он с обидой говорил Лейхтенбергскому о положении, в какое поставлен перед союзниками:

"Мне стыдно будет увидеть в ставке иностранных агентов, да и им неловко будет увидеть меня" (1). Немного позднее он вызывает на прогулку другого, флигель-адъютанта полковника Мордвинова, жалуется и ему, и тот утешает его: "Ничего, ваше величество. не волнуйтесь очень, ведь вы не напрашивались на престол... Пускай управляются сами, если хотят... Насильно мил не будешь..." При этих словах государь приостановился:

"Да, - сказал он, скрипя зубами, - нечего сказать, хороша эта их воля народа"... (2)

Ночью, под стук колес, он записывает о событиях минувшего дня: "Утром пришел Рузский... Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев - всем командующим. К 2 1/2 часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России, удержания армии на фронте и спокойствия нужно сделать этот шаг. Я согласился... Вечером прибыли из Петрограда Гучков и Шульгин... я передал им подписанный манифест... В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман" (3).

На другой день:

"Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный... Читал о Юлии Цезаре" (4).

В тот вечерний час, когда в Петрограде, на Миллионной, 12, встают из-за обеденного стола княгини Путятиной "февральские демократы" Милюков, Керенский и их коллеги, императорский голубой поезд подходит к Могилеву. Низложенного царя встречают на перроне Алексеев и штабисты. У одних вид смущенный, у других - подавленный. Что ему здесь делать? Этого он и сам как следует не знает. Запись того дня: "В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9 1/2 перебрался в дом". (5)

Утром у него чаепитие с Алексеевым; потом он идет в штаб - у него же, Алексеева, принять в последний раз доклад о положении на фронтах; затем отправляется на вокзал встретить прибывающую из Киева мать. На платформе Мария Федоровна обняла сына, пошла с ним в расположенный рядом со станцией деревянный барак. Долго сидели они там наедине; вышла из барака вдовствующая императрица с заплаканными глазами. И в остальные дни их совместного пребывания в Могилеве несколько раз видели мать и сына вдвоем в одной и той же позе: она ему что-то говорит, он безответно слушает, уставившись неподвижным взглядом вниз, покуривая папироску.

В этот его приезд в ставку ему уже не дают ни почты, ни агентских телеграмм. Полковник, ведающий отделом прессы, обещал приносить, но о своем обещании "забыл" в тот же день.

Поступила от Родзянко телеграмма Алексееву о результате вчерашнего совещания на Миллионной. Комментарий Николая: "Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четыреххвосткой для выбора через шесть месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил его написать такую гадость. В Петрограде беспорядки прекратились - лишь бы так продолжалось дальше" (6). Дальше - записи в обычном для Николая стиле:

"После чая начал собирать вещи. Обедал с мама и поиграл с ней в безик" (7).

Сегодняшние заокеанские советологи, рисуя образ Николая II в феврале марте 1917 года, не скупятся на жалостливые слова. Оторванного от жены и детей, от центров его власти, заброшенного за 800 верст в Могилев, царя в их изображении преследуют и добивают, как загнанного зверя. Фрэнклэнд говорит, что "безотносительно к различным проблемам" Николая и даже "вовсе ими не интересуясь", он чисто по-человечески жалеет царя, "как жалеют слепого человека, которого при переходе на ощупь через улицу задавил автомобиль".(8)