Дмитрий Боровков - Тайна гибели Бориса и Глеба

Князю волынскому удалось достаточно быстро убедить в истинности своих слов князя киевского. «Святополк же пожалел о брате своем и про себя стал думать, не правда ли это? И поверил Давыду, и обманул Давыд Святополка, и начали они думать о Васильке, а Василько этого не знал, и Владимир тоже. И стал Давыд говорить: „Если не схватим Василька, то ни тебе не княжить в Киеве, ни мне во Владимире“. И послушался его Святополк» {362} 362 ПСРЛ 1. Стб. 257, 258. ПЛДР 1978. С. 249, 251. .

Предпосылками этого династического конфликта послужили отнюдь не решения Любечского съезда. Они были созданы десятилетием раньше, когда на юго-западных окраинах древнерусского государства завязался еще один гордиев узел междукняжеских отношений — не менее сложных, чем в «Русской земле». С начала 50-х гг. XI в. княжеский стол на Волыни переходил из рук в руки между сыновьями и внуками Ярослава Мудрого, пока в 1078 г. не оказался в руках Ярополка Изяславича, который вместе с княжением во Владимире-Волынском получил также княжение своего отца в Турове.

Когда в 1084 г. обострились его отношения с тремя сыновьями тмутороканского князя Ростислава, которые жили в его столице в качестве безудельных князей-изгоев, ему пришлось отстаивать свои владения с оружием в руках при поддержке Владимира Мономаха. В том же году в этот региональный «квартет» князей включился еще один внук Ярослава Мудрого — Давыд Игоревич, лишившийся «стола» в Тмуторокани (который он делил с Володарем Ростиславичем) и посаженный на княжение в Дорогобуж. Это могло вызвать недовольство Ярополка, связанного родственными узами и с немецкой аристократией, и с польским княжеским домом, и потому доступного влияниям «заграницы».

По утверждению ПВЛ, в 1085 г. он «хотел идти на Всеволода, послушав злых советников», что позволяет предполагать существование при его дворе прозападной политической группировки, однако при первых признаках войны, оставив свою мать и дружину в Луцке, бежал в Польшу, не дожидаясь того момента, когда возглавивший карательную экспедицию Владимир Мономах осадил город. После подписания капитуляции Владимир посадил в городе Давыда, а мать, жену и дружину Ярополка увел в Киев. Поскольку матерью Ярополка была польская княгиня Гертруда, женой — немецкая принцесса Кунигунда {363} 363 Назаренко 2001. С. 526–528. , пленение которых могло спровоцировать осложнения во внешней политике Киева, конфликт удалось замять довольно быстро: уже в следующем году мятежный князь заключил мир с Владимиром Мономахом и получил обратно свое княжество. Однако новое столкновение с Ростиславичами закончилось для него плачевно: 22 ноября 1086 г. он был убит под Звенигородом Галицким неким Нерадцем, который, надо полагать, действовал по приказу одного из его политических противников — Рюрика Ростиславича {364} 364 ПСРЛ 1. Стб. 205–206. Пашуто 1968. С. 43–44. Головко 1988. С. 58–59. Свердлов 2003. С. 468–469. .

Вновь вокняжившийся во Владимире-Волынском Давыд Игоревич сохранил пропольскую внешнеполитическую ориентацию своего предшественника, что обусловило его противостояние с Ростиславичами, и прежде всего с княжившим в Теребовле Васильком, который в 1092 г. вместе с половцами совершил вторжение в Польшу. По словам самого Василька, которые приведены в ПВЛ, он собирался претворить в жизнь масштабную внешнеполитическую программу: «И подумал: на землю Польскую пойду зимою и летом, и завладею землею Польскою, и отомщу за Русскую землю. И потом хотел захватить болгар дунайских, и посадить их у себя. И затем хотел отпроситься у Святополка и у Владимира идти на половцев — да либо славу себе добуду, либо голову свою сложу за Русскую землю. Других помыслов в сердце моем не было ни на Святополка, ни на Давыда» {365} 365 ПСРЛ 1. Стб. 266. ПЛДР 1978. С. 259. . Разумеется, соседство со столь пламенным патриотом было небезопасным для Давыда Игоревича, если он поддерживал дружественные отношения с польским князем Владиславом Германом. Если учитывать все эти аспекты междукняжеских противоречий, становится понятным, почему волынский князь так быстро поверил интригам.

Как рассказывает автор летописной повести, в ноябре 1097 г. Давыду и Святополку удалось заманить Василька в Киев во время посещения им Выдубицкого монастыря. В преддверии новой войны с поляками теребовльский князь хотел отказаться от приглашения Святополка, что послужило основанием для новых обвинений со стороны Давыда. «И сказал Давыд Святополку: „Видишь ли — не помнит о тебе, ходя под твоей рукой. Когда же уйдет в свою волость, сам увидишь, что займет все твои города — Туров, Пинск и другие города твои. Тогда помянешь меня. Но призови его теперь, схвати и отдай мне“. И послушался его Святополк, и послал за Васильком, говоря: Если не хочешь остаться до именин моих (дня св. Михаила, в честь которого был крещен Святополк. — Д.Б. ), то приди сейчас, поприветствуешь меня и посидим все с Давыд ом. Василько же обещал прийти, не зная об обмане, который замыслил на него Давыд» {366} 366 ПСРЛ 1. Стб. 258. ПЛДР 1978. С. 251 . Обвинения, выдвинутые Давыдом, были весьма опасны, ибо в его устах положение выглядело так, будто теребовльский князь претендует на «отчину» Святополка — Турово-Пинское княжество, где в разные годы правили его отец, старший брат и он сам. Поэтому явившийся в Киев Василько был взят под стражу, ослеплен и отдан на попечение Давыда, который собирался выдать его полякам.

Эта «политическая акция» вызвала возмущение Владимира Мономаха, который, по свидетельству летописи, «услышав, что схвачен был Василько и ослеплен, ужаснулся, заплакал и сказал: „Не бывало еще в Русской земле ни при дедах наших, ни при отцах наших такого зла“». Мономах вошел в соглашение со Святославичами, которые также «сильно опечалились и плакали, говоря, что „этого не бывало еще в роде нашем“». Впервые младшие князья «Русской земли», встретившись во время переговоров в Городце, призвали к ответу князя киевского, послав к нему со словами: «Зачем ты зло это учинил в Русской земле и вверг нож в нас? Зачем ослепил брата своего? Если бы было у тебя какое обвинение против него, то обличил бы его перед нами, а, доказав его вину, тогда и поступил бы с ним так. А теперь объяви вину его, за которую ты сотворил с ним такое».

Святополк Изяславич пытался оправдаться. «Поведал мне Давыд Игоревич: „Василько брата твоего убил, Ярополка, и тебя хочет убить и захватить волость твою, Туров, и Пинск, и Береетье, и Погорииу, а целовал крест с Владимиром, что сесть Владимиру в Киеве, а Васильку во Владимире“. А мне поневоле свою голову беречь. И не я его ослепил, но Давыд; он и привез его к себе» {367} 367 ПСРЛ 1. Стб. 263. ПЛДР 1978. С. 255. . Однако оправдания киевского князя оказались неубедительными. Как можно заключить из текста повести, они не убедили не только князей, но даже и их дружинников: «И сказали мужи Владимировы, и Давыдовы, и Олеговы: „Не отговаривайся, будто Давыд ослепил его. Не в Давыдовом городе схвачен и ослеплен, но в твоем городе взят и ослеплен“». Из этого следует, что этот династический инцидент не был сугубо родовой проблемой Рюриковичей: он затронул всю военно-политическую элиту «Русской земли».