Александр Шубин - Социализм. «Золотой век» теории

Отвечая нетерпеливым радикалам, поклонникам Бакунина, Лавров показывал, что как раз в этом вопросе (как и в большинстве других) у него нет разногласий с «великим бунтарем»: ««Образование есть несомненная сила», – пишет М.А. Бакунин и даже повторяет с еще большею энергиею: « Знание – сила; невежество – причина общественного бессилия»» [908].

Все три течения выступали за общинный социализм, широкую автономию общин и регионов по достижении социализма. Но Бакунин требовал этой автономии уже в условиях революции, Лавров сначала также сразу, а позднее, скорректировав свою точку зрения – после завершения гражданской войны, а вот Ткачев – после осуществления социалистических преобразований. Позиция Ткачева, таким образом, имеет принципиальное отличие от взглядов Бакунина и Лаврова.

Остальные различия менее существенны. Несмотря на то, что Бакунин и Ткачев занимали радикальный фланг народничества, остальные народники 70-х гг. также были революционерами. Они спорили между собой, насколько важно готовить предварительную культурную почву для революции, просвещать народ. Революционное просвещение народа по Лаврову ставит перед собой не чисто просветительские, а политические задачи – создать очаги массовой поддержки революционеров в народной среде. В принципе, и сам Бакунин был не против этого, он просто сомневался, что революционеры мудрее народа и могут его «научить» и просветить. Нужно предоставить народу свободу самообразования.

При этом М. Бакунин и П. Ткачев считали необходимым достичь искомого результата как можно скорее, приближая революцию действиями революционеров. Но и Лавров одобрял работу революционеров в России, не считал, что нужно сидеть сложа руки в ожидании революции.

Не является ли деятельность революционеров провокационной? Ведь они стремятся к революции, к потрясениям, а значит, и бедствиям? Это было бы верно, если бы революционеры провоцировали революцию, которой без них не случилось бы. А обычный революционер стремится к скорейшему наступлению революции, которая неизбежно произойдет. Сами социальные противоречия в России и неспособность власти разрешать назревшие проблемы с помощью реформ уже являлись с точки зрения революционеров достаточным основанием для революционного взрыва, и дальнейшее углубление противоречий делало предстоящую революцию еще более кровавой. Поэтому с точки зрения революционера не следует ждать дальнейшего «вызревания предпосылок», которое на деле является загниванием, умножением страданий. Исторически революционеры-народники оказались правы, так как, несмотря на поражение революционеров, революция все равно произошла в 1905 г. и позднее. Уничтожая революционеров, империя не избежала революции.

При всей общности взглядов народников по большинству вопросов конструктивной программы, которая и позволяет рассматривать их как единое течение, в его недрах проявились принципиальные разногласия между анархистами и государственниками.

Не все народники разделяли идеи федерализма и организации власти снизу. Ткачев, в отличие от Бакунина, добавлял к «общинному социализму» идею революционного государственного переворота, перенося на русскую почву бланкизм.Как бланкист, Ткачев оказался между позициями Бакунина и Маркса. Мы видели, что в области социально-экономической программы реальные бланкисты (в отличие от марксистов) вполне могут принимать социально-экономическую программу прудонизма (а значит и бакунизма). Но в области политической программы различия бланкизма и анархизма более существенны.

Марксисты не всегда придают значение этим различиям между народническими «ересями». Энгельс счел Ткачева бакунистом [909], что повлияло на оценки других марксистов (в частности, Г. Плеханов, понимавший различие двух течений, все же характеризовал взгляды Ткачева как «упрощенный бакунизм» [910]).

Энгельсу простительно было принять Ткачева за бакуниста. Во-первых, его работы не были широко известны, но было очевидно, что он, как и Бакунин – народник, а во-вторых, имел наглость заступиться за Бакунина против клеветы Маркса и Энгельса. Прочитав ответ Ткачева, альтер эго Маркса распалился, и написал против Ткачева две статьи, где по инерции нападал на Бакунина, цитируя якобы написанный им нечаевский катехизис и обвиняя русских бакунистов в том, что они не способны на «настоящее дело, которое доказало бы, что у них действительно есть организация и что они занимаются еще чем-нибудь другим, кроме попытки образовать кружок в дюжину человек!» [911]Это написано, когда тысячи сторонников анархистских идей пропагандировали «в народе», отправляясь за это в царскую тюрьму.

Справедливости ради, нужно сказать, что Энгельс много лет спустя понял свою ошибку. А. Воден вспоминает о своем общении с Энгельсом в 1893 г.: «приписав Ткачеву по существу бакунистские мысли, Энгельс поспешил написать мне, что, раздобыв первоисточники у Мендельсона, он убедился, что смешал того и другого путаника…» [912]Правда, в этом эпизоде путаником оказался Энгельс.

Сегодня также встречается стремление нивелировать разногласия Бакунина, Лаврова и Ткачева. В.П. Сапон настаивает, что у всех трех теоретиков не только цели, но и «методы и средства изживания «государственного элемента» в обществе… были в значительной степени схожи» [913]. «В значительной степени» – понятие растяжимое. Ведь черты сходства, и даже «в значительной степени», имели идеи таких противников, как Бакунин и Маркс [914].

Подытожим, что уже говорилось о «методах и средствах изживания государственного элемента» у Бакунина и Лаврова. Метод Бакунина – немедленное разрушение государства с заменой его федерацией общин, которая, по Бакунину, уже не является государством. Лавров первоначально не отличается в этом отношении от Бакунина, а начиная с середины 70-х гг. корректирует позицию, признавая необходимость временных государственных структур. Но он не считает, что эти структуры могут быть инструментом создания социалистических отношений. Социализм может возникать только снизу, он – творение низов.

Взгляды Бакунина и Лаврова близки – при всех их тактических разногласиях. Бакунин готов обсуждать «меньшее из зол» на шкале от самодержавия до республиканского федерализма государственников (особенно в 60-е гг. [915], в начале 70-х гг. – меньше). Но это не мешает Бакунину категорически утверждать, что даже самая благоприятная государственность все же не дает освобождения, а лишь «минуты свободы». То, что он считает государством – организация защиты интересов элиты, машина подавления трудящихся масс – не дает свободы даже при самом демократическом фасаде. Но фасад может быть полезен, может быть меньшим из зол.