Игорь Андреев - На пути к Полтаве

Намерения Карла не были секретом для Петра. О том, что мир ему не получить до тех пор, пока «Москва в такое состояние не будет приведена, что впредь никогда (выделено мной. — И.А ) шведам вреду не сможет учинить», писали царю русские дипломаты. Речь, таким образом, шла о будущности страны, ее праве на модернизационный прорыв. Потому борьба с Карлом XII в 1708–1709 годах была больше, чем просто военная кампания. Речь шла о самом праве на суверенное существование, осознаваемом государем-реформатором как обновление.

В свете этого расположение шведских войск в канун и в начале похода не выглядит случайным. Здесь просматривается единый замысел, быть может, не подкрепленный необходимыми людскими и материальными ресурсами. Левый фланг наступления главной армии обеспечивал Лифляндский корпус «профессора-латиниста», генерала Адама Людвига Левенгаупта, готового в любой момент пойти на соединение с королем на Смоленском или даже Псковском направлении. В литературе силы Левенгаупта обычно определяют в 16 тысяч человек.

В новейших исследованиях приводят более скромные цифры — около 12–13 тысяч {11} 11 Расхождения отчасти объяснимы. Известно, к примеру, что Левенгаупт должен был посадить около тысячи солдат править фурами. Следует учитывать и другое обстоятельство: позднее, вступая в бой с Левенгауптом, русские исходили из цифры в 16 тысяч человек, полученной от пленных и перебежчиков. С этим, между прочим, связано бытование приятного для самосознания мифа о победе под Лесной меньшими силами над большими. На самом деле это было не так, хотя главный автор «мифа» — царь Петр — сам оказался жертвой заблуждения. .

В Южной Финляндии находился корпус генерала Леклерка с 14 тысячами человек. Угрожая Ингерманландии и Санкт-Петербургу, он оттягивал на себя значительные силы русской армии и, таким образом, косвенно влиял на ситуацию на главном театре военных действий. За Польшей и ее новым королем присматривал корпус генерала Е. Крассау (8–10 тысяч человек). Окончательно управившись с антишведской оппозицией, он должен был вместе с армией Станислава Лещинского (около 16 тысяч) двигаться на помощь Карлу XII. Правда, для этого требовалось довольно много времени и… оговорок. Но, поскольку подобная перспектива существовала, Петр принужден был с ней считаться.

Не следует забывать и о том, что шведы надеялись втянуть в войну турок и крымских татар. Прощупывались настроения украинских казаков. Недовольство части старшины и казачества ущемлением «вольностей» и тяжестью петровского великодержавия не ускользнуло от внимания шведов, тем более что сам гетман Мазепа настойчиво навязывал им свои «услуги». В итоге образовывалась гигантская дуга — от Финляндии до Крыма и Запорожья, охватывающая территорию Московского царства.

Петр не заблуждался относительно опасности, нависшей над страной. Если же на первых порах и оставались какие-то иллюзии относительно возможности договориться с Карлом или хотя бы задержать его выступление, то они скоро рассеялись. Неудачи на дипломатическом фронте имели свою положительную сторону. Они избавляли от иллюзий и давали возможность понять, кто есть кто в международном раскладе. Карл шел за ферзя, тогда как он мог отнести себя, в лучшем случае, к легким фигурам. В начале 1707 года в местечке Жолква близ Львова состоялся генеральный совет, разработавший стратегию отражения шведов. На совете решено было генеральное сражение на территории Польши не давать и «томить» противника «оголоженьем провианта и фуража». «Оголоженье» — это беспощадное разорение территории по пути движения неприятеля. На совете имелась в виду прежде всего Польша, «к чему и польские сенаторы многие в том согласились». В действительности беспощадное уничтожение провианта и фуража должно было продолжиться и продолжилось и дальше — в Великороссии и на Украине. Колебаний не было. Английский посол Витворт, выпытывающий, как поведут себя русские в шведское пришествие, сообщал своему правительству: русские готовы рискнуть и дать сражение. Если проиграют — все равно не сдадутся, войну продолжат по-татарски и не успокоятся, пока не доведут «неприятеля до гибели от голода».

Шведов ждало не только «оголожение» необъятных пространств. Дневные и ночные нападения должны были держать шведов в постоянном напряжении, «обкусывать» королевскую армию по одному солдату, кавалеристу, возчику с подводой. И лишь тогда, когда неприятель серьезно ослабнет, можно было думать о генеральном сражении.

Жолквивский план нередко ставят в упрек Петру. Разработанный замысел — будто бы еще одно весомое доказательство бессердечия и жестокости «варварской» натуры царя. Однако стоит пролистать современную Петру военную историю, чтобы убедиться в обратном: к подобной стратегии широко прибегали и в Европе с поправкой, конечно, на отсутствие здесь должных «просторов» и требований кордонной системы. В Войне за испанское наследство герцог Мальборо опустошил и выжег Баварию, полководцы Людовика XIV — Пфальц. Наступавший гуманный «век Просвещения» вполне мирился с варварской «скифской тактикой», особенно если в этом видели целесообразность. Для русского командования эта целесообразность была бесспорной: едва ли в начале 1708 года кто-то из генералов надеялся выстоять против полнокровных, не изнуренных голодом и тяготами похода шведов.

Больше того, жолквивская тактика была единственно возможной, в смысле — единственно победоносной. Еще в 1702 году, наставляя своего мастера по изъятию ценностей и контрибуции генерала Стенбока, Карл советовал тому как можно решительнее «выжимать, вытаскивать и сгребать». Нет сомнения, что в 1708–1709 годах просто установка не уничтожать, а прятать своего эффекта должного ослабления шведов не дала. Они бы исхитрились и сумели бы «выжать, вытащить и сгрести» столько, сколько нужно было для неголодного похода в глубь России.

Примечательно, что заинтересованные в ослаблении шведов некие голландские политики через А. А. Матвеева принялись поучать Петра I правильной стратегии борьбы с Карлом XII: «…С шведами в генеральную баталию отнюдь не входить и, какими хитростями будет возможно, уклоняться от того, малыми партиями… неприятеля обеспокоивать, чем больше он в своих проходах обветшает в силе войск». Сходство с жолквивским планом несомненное. Но это не заурядное списывание, а лишнее доказательство того, что сложившаяся ситуация почти не оставляла иных вариантов противостояния. Голландцы это понимали лучше других, ведь в свое время они не побоялись поднять затворы шлюзов, чтобы потоками воды смыть не только собственные веси и города, но и вторгшиеся войска Людовика XIV. Такое «оголаживание» земли на «голландский лад» внушало уважение, и, вполне возможно, в Жолкве Петр вспомнил и о нем, и об инициаторе этой беспримерной акции, Вильгельме Оранском. Однако русский вариант предполагал иные действия: плотин, шлюзов и земель, лежащих ниже уровня моря, здесь не было, зато были огромные лесные и открытые просторы, изрезанные реками и дорогами. Отсюда и способы, воплощавшие жолквивский план в жизнь: «дороги засечь» (т. е. завалить деревьями), «провиант и фураж (который нельзя захватить с собой) жечь, чтоб неприятелю в руки не достался» словом, во всем и всячески «чинить неприятелю великую препону».