Игорь Симбирцев - ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции

Но заметно, что и у Флеминга на словах возложение вины в равной мере на красную и белую сторону с лихим выводом, что «все хороши», а как доходит до цифр – опять же сотни жертв белых против десятков тысяч жертв ВЧК даже в этой цитате, призванной в равной мере обличить тех и этих.

Что касается этой цифры в 50 тысяч жертв красной ЧК в Гражданскую войну в России, которую Флеминг повторил со слов Чемберлена, то она явно занижена англичанами. Собственно сопоставление количества убитых при «красном» и «белом терроре» многое и объясняет и ставит жирную точку в этом споре на тему, какой террор был первичен и что здесь чему было ответом. По цифрам, о порядке которых сейчас уже непредвзятые историки особенно не спорят, от рук солдат и контрразведки Колчака за все время его режима в Сибири погибло 25 тысяч человек, еще примерно столько же можно насчитать за контрразведками и войсками других белых армий, формально подчинявшихся власти Колчака, – итого примерно 50 тысяч. Иностранные историки, исходя из данных ушедших в эмиграцию белых, как и самих различных комиссий белых «О зверствах ЧК и «красном терроре», количество жертв ЧК и красных войск среди мирного населения оценивают практически одинаково в 1 миллион 700 тысяч человек за весь период Гражданской войны. И с этой цифрой практически полностью совпадают опубликованные в 1922 году в английской прессе данные о примерно том же 1 миллионе 700 тысячах жертвах «красного террора», полученные уже независимо от белых из источников британской разведки МИ-6.

И наши отечественные «беспристрастные» сторонники тезиса о равной красно-белой ответственности за террор часто грешат этим же передергиванием, вынужденно противопоставляя работе официальной красной ЧК на другой чаше весов все больше действия белых войск на фронте или в антипартизанской войне. Вот типовой образец таких рассуждений:

«В годы Гражданской войны как белые, так и красные проводили политику физического уничтожения и устрашения по отношению к своим противникам. Так, генерал С.М. Марков, отправляя в бой последние резервы, напутствовал идущих на смерть: «Имейте в виду, что враг чрезвычайно жестокий. Бейте его! Пленными загромождать наш тыл не надо!» Л.Г. Корнилов говорил: «В плен не брать. Чем больше террора, тем больше победы!» Большевики в жестокости не уступали белым генералам. 17 сентября 1918 года в одной из влиятельнейших газет «Северная коммуна» было опубликовано беспрецедентное требование члена ЦК РКП(б) и председателя Петросовета Г.Е. Зиновьева (с 1919 года глава Коминтерна): «Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожить». Нередкими были приказы, аналогичные приказу РВС Кавказского фронта своим войскам от 29 июля 1920 года: «Всех бандитов, захваченных с оружием в руках, немедленно расстреливать на месте. Станицы, хутора и населенные пункты, принимавшие активное участие в восстании против советской власти, должны приводиться в повиновение самыми решительными и беспощадными мерами, вплоть до полного их разорения и уничтожения. Никакие поблажки и колебания здесь недопустимы»… 26 августа 1921 года вр. и. д. председателя Всеукраинской ЧК В.А. Балицкий писал Ф.Э. Дзержинскому о том, что после получения данных об уничтожении в районе Софиевки штаба армии Н.И. Махно им отдано следующее распоряжение работникам губЧК и особого отдела Харьковского военного округа: «Путем тщательного расследования и опросом местных жителей установить факт, сфотографировать все трупы и добыть голову Махно». [8]

Я вряд ли когда-нибудь пойму, как такие примеры могут свидетельствовать о равной ответственности, о равном накале «белого» и «красного террора»? Со стороны белых в этом пассаже из книги о ВЧК А.М. Плеханова вообще речи нет о контрразведке. Белые генералы, как легко заметить и в этом отрывке, призывают своих солдат не брать пленных перед боем, да еще «бросая в бой последние резервы, идя на смерть», в самый критический момент, когда загромождать тыл пленными и вправду нет возможности, ведь их может оказаться вообще больше оставшейся горстки «добровольцев». Но они ведь не призывают их вырезать поголовно все станицы и хутора, как противостоящий им в том же тексте красный РВС фронта, они не обязуются, как чекист Балицкий, копаться в горе трупов и добыть для трофея чью-то голову, и уж точно они не планировали, как большевик Зиновьев, разом уничтожить в России каждого десятого во имя светлого царства завтра. И при всем этом сопоставлении А.М. Плеханов резюмирует: «Большевики в жестокости не уступали белым генералам». Да уж, не уступали, а перекрывали, похоже, десятикратно. Для книг много писавшего о ВЧК и лично о Дзержинском историка спецслужб А.М. Плеханова вообще характерен такой занятный подход. Он обычно подробно пишет о множестве случаев расстрелов и пыток в ЧК и при этом постоянно призывает учесть тяжелый для Советов тогда политический момент, учесть необходимость таких методов борьбы, не подходить к ним с современной меркой, а самые вопиющие факты зверств ВЧК просто легко объявляет выдумками клевещущих белоэмигрантов. А вот о «белом терроре», где столь вопиющих примеров нет, а их все чаще заменяют призывы и намерения генералов, он обычно пишет, что «белый террор был ужасен, белый террор – это не отдельные вспышки насилия, а целенаправленные действия белой власти». Что «в Мурманске белые Миллера сделали на баржах плавучие тюрьмы, на Мудьюге был концлагерь смерти», что «Кутепов в Ростове-на-Дону приказал большевиков вешать на фонарях центральных улиц», что «Врангель приказал расстреливать в плену всех комиссаров и коммунистов», что «атаман Семенов лично визировал смертные приговоры». По мнению Плеханова, все это и есть страшный «белый террор», которому он оправдания в тяжелом политическом моменте и общем озверении Гражданской войны не видит, не скрывая и своей ненависти вообще к «демократам» из белого лагеря, противостоящим столь любимому им Железному Феликсу.

Ставить знак равенства, как это и сейчас пытаются, между приказом генерала Корнилова по обескровленной и вымотанной Ледяным походом его маленькой армии: «Пленных не брать» перед конкретным боем и тысячами жертв чекистских расстрелов по спискам заложников из «неблагонадежных» в глубоком красном тылу – вряд ли с любой точки зрения такие сопоставления когда-то утвердят принцип равной ответственности здесь. Давно уже отмечено существенное различие: Корнилов даже в этом своем жестоком приказе по армии оговорился специально: «Мы не можем сейчас себе позволить брать пленных». Именно не можем, потому и не будем, к тому же Корнилов, к его чести, еще и оговорился, что все это тяжкий грех, но он в такую минуту этим приказом берет его лично на себя.